Остров концентрированного счастья. Судьба Фрэнсиса Бэкона

Просьба Бэкона была удовлетворена. В субботу 4 июня в 10 часов вечера он был выпущен из тюрьмы. Сэр Фрэнсис был перевезен в загородный дом сэра Джона Вогана (J. Vaughan), джентльмена из свиты принца Чарльза. Бэкон горячо благодарил принца и Бекингема «за извлечение из тюрьмы». Однако, как надеялся Бэкон, то был только первый шаг на пути его реабилитации. «Сейчас, – писал он фавориту, – когда я на свободе, мой дух будет пребывать в темнице, пока я не смогу встать на ноги, чтобы нести достойную службу Его Величеству и вашей милости»[1200]. Бэкон уповал на благосклонность короля: «для меня потерять надежду быть им прощенным то же самое, что согрешить. Я благодарю Бога, что испил до конца всю горечь из этой чаши с христианской твердостью, т. к. начала мира – мята и тмин»[1201]. Он полагал, что приговор отменят. Ходили даже слухи, что его поставят во главе Тайного совета[1202], но то были только слухи.

Новым лордом-канцлером и хранителем Печати был назначен Джон Уильямс, тот самый, о котором я упоминал выше. Лорды были шокированы, но таков был выбор короля и фаворита. Уильямс был сравнительно молод, в 1621 году ему исполнилось 49 лет. В глазах пэров это обстоятельство работало против него, но, как писал Чемберлен, в качестве контраргумента «был использован ответ, данный бывшим лордом-канцлером в аналогичном случае, – молодость не может приниматься во внимание, когда речь идет о большом количестве дел и обязанностей»[1203].

Однако король продолжал пользоваться советами Бэкона, особенно если дело касалось юридической реформы. При этом сэр Фрэнсис оказался в трудной («unproper and… unwarranted», как он выразился) ситуации, поскольку продолжал время от времени жить в Йорк-хаусе (т. е. ближе 12 миль к Уайтхоллу) и, давая советы Якову, вмешивался тем самым в государственные дела. Поэтому Бэкон просил изменить его статус[1204]. Однако Яков распорядился, чтобы бывший лорд-канцлер удалился в свое поместье, что тот и сделал 23 июня[1205].

Но даже находясь в опале, Бэкон оставался самим собой. Однажды, по свидетельству современника, принц Чарльз, «возвращаясь с охоты, заметил коляску, сопровождаемую группой красиво одетых всадников, которые, казалось, собрались вместе, чтобы прислуживать бывшему канцлеру в его доме в Горхэмбери, когда его звезда уже закатилась». Принц высказал сожаление, что «пала такая личность», а потом, глядя на хорошо экипированную коляску, добавил: «Воистину мы есть то, что мы можем. Этот человек пренебрег своим падением как понюшкой табаку (this man scorns to go out like a snuff)»[1206].

«Причин довольно, чтоб им друг на друга поднять мечи» [1207]

Выше я рассмотрел хронологию событий, теперь следует остановиться на причинах падения Бэкона. Прежде всего следует сказать о характере парламента 1621 года (я имею в виду только зимне-весеннюю сессию). Как уже было отмечено, Яков пошел на его созыв главным образом по внешнеполитическим мотивам (ситуация в Пфальце и в Богемии) – военное вмешательство требовало больших денег, а деньги мог выделить только парламент. Однако коммонеры, независимо от их патриотического настроя, не торопились предоставлять военные субсидии короне, их волновала в первую очередь не судьба «однозимней» королевской четы, а экономическая ситуация в Англии. И одним из самых болезненных был вопрос о монополиях, за которым стоял целый ряд других проблем – коррупции, протекционизма, неоправданных расходов и т. д. Лордов же тревожила королевская политика пожалования и продажи титулов и придворных должностей и, как следствие, появление большого количества «новой аристократии» (к 1621 году, т. е. за 18 лет правления Якова, число лордов почти удвоилось). Поэтому в апреле представители старой аристократии подали прошение королю, в котором заявили: «С милостивого разрешения Вашего Величества, мы хотели бы выступить в защиту наших прав, полученных благодаря рождению. Не претендуя на то, чтобы вмешиваться в осуществление вашего права присваивать дворянские титулы, мы не можем считать своей ровней людей темного происхождения, которые ныне заседают вместе с нами, к великому нашему сожалению и бесчестию, облеченные теми же титулами, что и мы сами»[1208].