Остров концентрированного счастья. Судьба Фрэнсиса Бэкона

Лорд-хранитель печати Уильямс, выступавший после короля, заявил, что государи не обязаны отчитываться перед подданными в каждом своем поступке, а депутатам надо сосредоточиться на главном – побыстрее вотировать необходимые для войны субсидии. Но религиозный вопрос обойти так просто было невозможно. Депутаты вообще не привыкли, чтобы им навязывали решения без надлежащих объяснений. Бурные дебаты о границах терпимости к католикам растянулись на двенадцать дней. Когда же коммонеры приступили к вопросу о субсидиях, то выяснилось, что им никто, ни лорд-хранитель печати, ни лорд-казначей, ни Бекингем, не мог сказать, о какой именно сумме речь. Но какую-то сумму как «свидетельство любви подданных к Его Величеству» выделить было надо. В итоге свою любовь к королю коммонеры оценили в две субсидии на общую сумму 140 тысяч фунтов стерлингов, что было смехотворно мало. Однако лорд-хранитель поблагодарил депутатов от имени короля и вопрос был закрыт.

Из книги М. Дюшена «Герцог Бекингем»:

«То была катастрофа для королевской власти. Дилетантизм, с которым велось это дело, просто поражает… Бекингем, напуганный тем, в какой тупик его должны были загнать эти две предоставленные субсидии, посоветовал Карлу I временно прервать заседания парламента по причине чумы, тем более что многие депутаты уже убежали из города… Но до этого он хотел попытаться получить дополнительные средства. Это было рискованной игрой, потому что, согласно английской парламентской традиции, подобные голосования считаются окончательными»[1272].

Об этом Бекингему напомнил сэр Джон Элиот, вице-адмирал Девона, на что герцог возразил: речь идет о чести страны, а она выше прочих аргументов. Но этот довод не возымел действия.

Когда, после перерыва парламентарии собрались вновь 1 августа 1625 года и разговор о субсидиях продолжился, Бекингем на прямой вопрос «сколько денег нужно?» ответил: «Доверьтесь королю, вложите меч в его руку и дайте ему средства для того, чтобы встать во главе армии». После этих слов было бы наивно ожидать нового голосования по субсидиям, и Карл решил распустить парламент, хотя многие, в том числе и Бекингем, умоляли его этого не делать[1273]. Однако король уперся. А упираться он умел как никто. 12 августа парламент был распущен и Его Величество отправился на охоту. Отдохнуть[1274]. Вернемся, однако, немного назад во времени.

Весной и летом 1625 года в стране свирепствовала чума. Королевская чета уединилась сначала в Хэмптон-корте, затем переехала в Виндзор, а 5 июля – в Вудсток, близ Оксфорда. Бэкон провел лето в Горхэмбери. Он был болен. Только к осени его состояние улучшилось. В октябре 1625 года сэр Фрэнсис сообщил своему венецианскому знакомому падре Фульдженцо Миканцио (Fulgentio Micanzio; 1570–1654), что не писал ему по причине «тяжелой болезни, от которой еще не совсем оправился (gravissimo morbo, a quo necdum liberatus sum)»[1275].

Трудно сказать со всей определенностью, какие именно недуги мучили Бэкона. Известно, что у него были лекарства от болей в желудке, от подагры и артрита, от разлития желчи, а также четыре правила здоровой жизни, которым он старался следовать: «ломать привычки, бороться с дурным настроением, размышлять о юности и не противиться человеческой природе»[1276].

Однако, несмотря на плохое самочувствие и прочие жизненные передряги, Бэкон в 1625 году публикует третье (дополненное) издание «Опытов»[1277], которое он, как и обещал, посвятил Бекингему, и продолжает живо интересоваться политикой. Вообще, надо сказать, что сэр Фрэнсис стойко относился к превратностям судьбы. Питер Бёнер (служивший в начале 1620-х годов секретарем и врачом сэра Фрэнсиса) вспоминал: «как бы ни менялась его судьба, я никогда не замечал никаких изменений в его наружности и манерах, в его речи или в его поведении по отношению к другим. Он всегда оставался собою и в печали, и в радости, как и подобает философу»[1278].

Восшествие на английский престол нового короля вселило в Бэкона новые надежды. Он обращается к канцлеру герцогства Ланкастерского сэру Хэмфри Мею (Sir Humphrey May; 1573–1630) с просьбой употребить свое влияние на герцога Бекингема, чтобы тот похлопотал о его (Бэкона) деле («to speak with him, generally, to my advantage»), т. е. добился полного помилования (с отменой всех пунктов приговора) и денежных выплат, ибо, как заметил сэр Фрэнсис, «старые дрова в камине отлично горят сами по себе, а вот о старых людях надо заботиться»[1279]. Но и при новом монархе положение Бэкона не улучшилось. И король, и Бекингем были заняты другим: военной экспедицией к берегам Испании.