Остров концентрированного счастья. Судьба Фрэнсиса Бэкона

8 октября 1625 года английский флот покинул Плимут и 22 октября достиг Кадиса. Затеянная Бекингемом и королем авантюра кончилась полным провалом. В ноябре, когда флот бесславно вернулся к родным берегам, Бэкон написал Бекингему (который лично не участвовал в этой экспедиции), поздравив герцога с рождением сына[1280], а в конце уверил своего патрона: «Мои долги велики. Но я не испытываю недостаток желания служить вашему сиятельству». После чего не без злорадства добавил: «Я удивлен, что ваше сиятельство думает без моей помощи разрушить испанскую империю»[1281].

Хотя Бэкон был лишен возможности реально участвовать в политике, но ничто не мешало ему изложить некоторые важные и давно беспокоившие его мысли в иной форме: в последние годы своей жизни он написал свое самое необычное произведение – «Новую Атлантиду».

«Потух огонь на алтаре!» [1282]

Фрэнсис Бэкон скончался рано утром 9 апреля 1626 года в Хайгейте (тогда пригороде Лондона), в доме графа Эрандела. Согласно сообщению Пьера Амбуаза (Pierre Ambois), француза, переводившего, а точнее, пересказывавшего в меру своего понимания, «Sylva sylvarum», Бэкон после импичмента «начал работать… посвятив себя изучению важнейших тайн природы. В самые морозные месяцы он исследовал некоторые особые действия холода и слишком много пробыл на морозе, не приняв во внимание, что в его почтенные годы уже нелегко переносить столь суровые условия»[1283].

Джон Обри, со слов Томаса Гоббса, дает более детализированную версию событий: «Когда он [Бэкон] вместе с доктором Уитерборном (Witherborne) – шотландцем, врачом короля – отправился в карете в Хайгейт, земля еще была покрыта снегом, и милорд задался вопросом: а почему бы не хранить мясо в снегу, подобно тому как его хранят в соли? Они тут же решили поставить эксперимент. Вышли из кареты и направились к дому одной бедной женщины, расположенному на вершине Хайгейтского холма. Они купили у нее тушку курицы (за что женщина была им крайне признательна) и стали набивать эту тушку снегом, причем милорд сам помогал это делать. Однако от снега он так замерз, что вскоре (в оригинале: immediately. – И. Д.) почувствовал себя настолько плохо, что не смог вернуться к себе домой… и отправился в дом графа Эрандела в Хайгейте, где лег в постель. Но постель, которой уже год как никто не пользовался, была сырой, и он еще более охладился, и спустя два или три дня… умер от удушья»[1284].

Вся эта замечательная chicken story, получившая широкое хождение в литературе, более смахивает на исторический анекдот, особенно если учесть, что дело было в апреле[1285]. Но самое главное – она не вписывается в известные факты, касающиеся последних месяцев жизни сэра Фрэнсиса.

Уже в конце 1625 года он чувствовал себя плохо. 19 декабря этого года Бэкон, недовольный поведением жены, вносит изменения в свое завещание, и в них указывает, что в это время был болен («now… in my sickness»)[1286]. 6 января 1626 года Джеймс Хауэлл, английский историк и писатель, сообщает в письме другу, что «милорд канцлер Бэкон намедни умирает от долгой изнуряющей слабости»[1287]. О продолжительной болезни Бэкона упоминали и другие его современники. Но как же тогда он оказался в Хайгейте, в доме графа Эрандела?

Вот объяснение самого Бэкона. Расположившись в доме Эрандела, сэр Фрэнсис написал хозяину следующее письмо с объяснениями:

«Меня, вероятно, постигла судьба Гая Плиния Старшего, который погиб, наблюдая за извержением Везувия, ибо я также решил поставить один-два эксперимента по сохранению и сгущению тел. Что касается самого опыта, то он прошел в высшей степени успешно. Однако во время поездки (между Лондоном и Хайгейтом) у меня начался такой приступ тошноты, что я не мог понять, было ли это от камня, или от некоторого переедания, или же от холода, или от всех этих трех причин. И когда я зашел в дом вашего сиятельства, то понял, что вернуться назад не смогу, а потому вынужден был остаться у вас, и ваш управляющий проявил большую заботу обо мне, а потому я уверен, что ваше сиятельство не только простит меня, но и станет лучше относиться к нему за его заботу обо мне. Ведь и вправду дом вашего сиятельства оказался для меня счастливым, и я целую ваши руки за гостеприимство, которое, я уверен, вы бы тоже оказали мне, и т. д.

Я знаю, сколь неподобающе с моей стороны писать вашему сиятельству под диктовку, но мои пальцы и в правду так одеревенели из-за приступа этой болезни, что я не могу твердо держать перо»[1288].

Письмо это весьма загадочное, и уж во всяком случае смысл сказанного Бэконом отнюдь не сводится к простому описанию событий и благодарностям. И чтобы распутать всю эту историю, следует рассказать немного о самом графе, о его доме, и об одном вопросе, который волновал Бэкона в течение долгого времени. Начну с графа.