Он был родом из католической семьи Ховардов. Его дед – Томас Ховард, 4-й герцог Норфолка (Thomas Howard, 4th Duke of Norfolk
; 1536–1572) – был казнен за участие в заговоре против Елизаветы I (так называемом «заговоре Ридольфи»). Его потомки были лишены всех титулов и званий, а большая часть их земель конфискована.Его старшему сыну – Филипу Ховарду (Philip Howard, 20th Earl of Arundel
[1289]; 1557–1595) – в 1580 году было позволено унаследовать графский титул Эрандел, поскольку его мать Мэри Фитцалан (Mary FitzAlan, Duchess of Norfolk; 1540–1557) была дочерью Генри Фитцалана, 19-го графа Эрандела (Henry FitzAlan, 19th Earl of Arundel; 1512–1580). В 1583 году его заподозрили в участии в заговоре Трокмортона. Он собирался бежать во Фландрию, но королева приказала ему оставаться в своем доме. В 1585 году Филип попытался тайно сбежать за границу, но его предал слуга. Граф был арестован и отправлен в Тауэр. Ему предъявляли разные обвинения, в том числе и в государственной измене. В тюрьме он провел 10 лет и скончался от дизентерии. 25 октября 1970 года Филипп Ховард был канонизирован папой Павлом VI.
Ил. 8. Томас Ховард (Thomas Howard, 14th Earl of Arundel, 4th Earl of Surrey; 1st Earl of Norfolk (5-я креация); 1586–1646). Портрет кисти А. ван Дейка (Anthony Van Dyck), 1620 (Лос-Анджелес, The J. Paul Getty Museum)
Сын Филипа Ховарда – Томас Ховард, 21-й граф Эрандел (Thomas Howard, 14th Earl of Arundel
4th Earl of Surrey; 1st Earl of Norfolk (5-я креация); 1586–1646) (ил. 8) – стал видным придворным при Якове I и Карле I, но наибольшую известность получил как собиратель произведений искусства (его называли также «the Collector Earl»). При Якове I Томасу Ховарду в 1604 году были возвращены титулы графа Эрандела и Сарри и, частично, его поместья и иная недвижимость (часть поместий досталась его родственникам, в частности Генри Ховарду (Henry Howard, 1st Earl of Northampton; 1540–1614), брату его деда, за участие в переговорах относительно признания Якова английским королем[1290]). Однако в 1605 году Томас выгодно женился на Алатее Талбот (Alethea Howard, 14th Baroness Talbot, 17th Baroness Strange of Blackmere, 13th Baroness Furnivall, Countess of Arundel; 1585–1654), дочери Г. Талбота (Gilbert Talbot, 7th Earl of Shrewsbury, 7th Earl of Waterford, 13th Baron Talbot; 1552–1616), получив в приданое обширные поместья в Ноттингэмшире, Йоркшире и Дербишире[1291]. В 1610 году граф Эрандел приобрел имение в Хайгейте, в котором он устроил красивые сады с античными статуями и места для прогулок. Имение было очень удачно расположено: вне городской черты тогдашнего Лондона и в то же время недалеко от Сити и Вестминстера.Когда в начале апреля 1626 года в двери дома Эрандела постучался Бэкон, хозяина там не было. Он с 4 марта сидел в тюрьме. Граф попал в Тауэр, поскольку разрешил своему сыну Генри (Henry Howard, 22nd Earl of Arundel
; 1608–1652) жениться на кузине Карла I Стюарта Елизавете (Lady Elizabeth Stuart), тогда как у короля по поводу замужества его родственницы были совсем иные планы. Но возможно, причина ареста Эрандела была связана не с браком его сына (ведь Карл узнал об этом не позднее 6 февраля), но с противостоянием между графом и Бекингемом. Эрандел имел большой вес в палате лордов и как раз в начале 1626 года выступил с рядом законодательных предложений, которые могли подорвать позиции фаворита. Но как бы то ни было, лорды были крайне возмущены арестом графа (а также некоторыми другими действиями короля), и в итоге, после некоторых препирательств с королем и Бекингемом, 11 апреля Эрандел был освобожден[1292]. Но Бэкон к тому времени уже скончался.Разумеется, сэр Фрэнсис знал об аресте графа и объяснительное письмо Бэкона должен был передать адресату кто-то из их общих знакомых, возможно, им оказался Тоби Мэтьюз. Понимая, что арест Эрандела носит политический характер и связан с оппозицией последнего Бекингему (а следовательно, и королю), Бэкон неоднократно подчеркивает, что оказался в доме графа случайно, в силу чрезвычайных обстоятельств и благодаря гостеприимству слуг Ховарда, а не потому, что решил в конфликте Эрандела с Бекингемом занять сторону первого. Да и цель его поездки в Лондон сформулирована как чисто научное предприятие – «to try an experiment or two
» – без излишней детализации и намека на то, зачем он туда ездил на самом деле, но с добавлением исторических реминисценций. А зачем он, ослабленный болезнью, отправился в столицу?