Остров концентрированного счастья. Судьба Фрэнсиса Бэкона

– щедрой государственной поддержкой (собственно государственная власть оказывается в какой-то мере подконтрольной институту, а не наоборот, что позволяет организовывать научную работу по принципу «государство финансирует, но не вмешивается» в проводимые исследования – это для современного читателя, пожалуй, самый утопический момент во всем бэконианском нарративе);

– талантом и трудолюбием исследователей;

– продуманной организацией всей деятельности института;

– активным воровством чужих открытий и изобретений с последующим их использованием, иногда в усовершенствованном виде (заметим, что торговцы светом, которые и занимаются научно-техническим шпионажем, составляют треть кадрового состава института), причем шпионаж ведется в таких масштабах, что весь мир оказывается интеллектуальной колонией Бенсалема (зеркальное отражение реального колониализма)[1483];

– и, наконец, обращает на себя внимание политический аспект повести: если поначалу (в «Instauratio Magna» и в других произведениях) автор уверял короля и английскую элиту в необходимости обратить самое пристальное внимание на развитие науки и образования в стране, то в «New Atlantis» описывается (кроме всего прочего), каким должно быть государство, в котором процветают науки, и это государство вовсе не похоже на Англию начала XVII столетия. Из текста повести ясно, что Бенсалем по своему политическому устройству формально представляет собой монархию. Однако король там царствовал, но не правил, т. е. был скорее номинальным главой государства. Но Бэкон на этом аспекте акцента не делает. Как заметил Х. Уилер, «идеи, подрывавшие абсолютизм Стюартов, лучше было оставить при себе»[1484].

Кроме того, политические, экономические и моральные реалии Бенсалема разительно отличались от таковых в раннестюартовской Англии, где ясно обозначился кризис власти, выразившийся, кроме всего прочего, в конфликте между короной и парламентом, конфликте, связанном с ростом разногласий по вопросам торгово-промышленной, финансовой и религиозной политики. В противовес абсолютистским притязаниям Якова I, палата общин решительно и неоднократно заявляла, что король не является ни абсолютным, ни независимым от парламента главой государства. Выступая против самого принципа божественности королевской власти, коммонеры настаивали (в частности, в так называемой «Апологии палаты общин», документе, представленном Якову I еще в самом начале его правления), что власть смертного короля не является божественной, абсолютной и единоличной ни в духовных, ни в светских делах.

И в этой нелегкой ситуации «пролога английской революции»[1485], впавший в немилость и удаленный от всех государственных дел Бэкон предлагает проект, который по сути стал проектом культурной (или, иными словами, интеллектуальной) революции. И что важно – этот проект предусматривал, кроме всего прочего, глубокую трансформацию политической организации королевства: переход властных полномочий даже не к парламенту, но к особому институту, совмещающему функции исследовательского центра, министерства (с широкими властными полномочиями по широкому спектру вопросов) и университета. Именно Solomon’s House оказывается главной, если не единственной реальной силой в этом островном государстве. В руках «отцов Дома» сосредоточена не только научная, но и производственная деятельность, а также внешние сношения, целиком подчиненные задачам дальнейшего развития бенсалемской (читай – мировой) науки. Таким образом, Бэкон описывает возможности «новой науки» при политической организации, «не ограниченной путами, наложенными культурой придворного надзора, осуществляемого под пристальным параноидальным взглядом абсолютного монарха»[1486]. Бенсалемский король выступает главным образом в роли символического гаранта патриархальной власти, не более.

Как видим, в «New Atlantis» Бэкон далек от прославления сильной монархии[1487], его симпатии явно на стороне правящей иерархизированной и бюрократизированной меритократии далекого острова. Возможно, позиция сэра Фрэнсиса была в известной степени обусловлена и некоторыми личными мотивами, а именно: печальными для него событиями 1621 года – обвинениями в коррупции, судебным разбирательством в палате лордов, отставкой с поста лорда-канцлера и последующим исключением из всякой политической жизни[1488].

«Средство легкое и верное»

Ф. Бэкон разработал свой план Instauratio Magna scientiarum в эпоху, когда назрела (правда, еще широко не осознанная) необходимость не только в «восстановлении наук» (прежде всего, наук о природе), но и в глубоком изменении методологии научного поиска и организации научных исследований. Однако в силу того, что структурно сходные ситуации в истории периодически повторяются (как правило, сначала в виде трагедии (или драмы), а затем в виде фарса[1489]), соображения умнейшего, трезвомыслящего и циничного Бэкона не теряют своей актуальности и сегодня.