Остров прощенных

И все-таки, Алешка для меня потерян. Остается только эту мысль принять, насильно превращая в убеждение. Но, боже мой, как сложно сделать это. Как сложно отказаться от любви, разгоряченной тайными желаниями, но омытой отречением от порочного блаженства. В зеркале морали она предстает в искаженном, если не уродливом виде, и только на маленьком острове, созданном нами средь холодного океана общества, она невинна. У меня нет права отстаивать эту любовь у морали, нет права противостоять окружающему мнению, рискуя быть им же растоптанной. У меня есть лишь возможность молчать и чувства, которые, вероятно, будут жить еще долго, медленно угасая, припорошенные временем.

Не помню, чтобы когда-либо земля уходила у меня из-под ног. Но именно это состояние я испытала, подняв трубку голосящего телефона. Родной, заставляющий меня дрожать как в ознобе, голос потерянного ангела зазвучал где-то далеко рядом. Мой мальчик грустно сообщил, что теперь находится дома, пьет таблетки и терпит уколы. Попросил смущенно меня не обижаться на его маму. Конечно, как я могу плохо думать о матери ангела. Я только способна ее ненавидеть!

– Вы еще приедете ко мне? – последние нотки его голоса обреченно падают, словно бусы с порванной нити.

Он будто знает, что продолжение нелепо. Мне хочется собрать каждую звенящую бусинку в свою ладонь и целовать одну за другой в порыве взметнувшейся нежности. Хочется сказать сотню ласковых слов, успокоить и пообещать все, чего бы он ни захотел, но я не вправе делать новый шаг безрассудства и должна удержаться на “неистовом ветру”.

Словно не мой, а чужой голос произносит колючую ложь:

– Я теперь не скоро смогу приехать, Алеша. Я уезжаю… На целый месяц… Мы поедем на море всей семье. Жаль, что не увижу тебя…

Дрожь его губ передается мне интуитивно. У него много вопросов, но он молчаливо терпит первый приговор. Так будет лучше. Но скажите ради бога, для кого?!

***

Не вошел, а ворвался в ванную комнату с безумными глазами мой муж. Схватив меня за плечи, развернул к себе. Его взгляд замер на моем черном от расплывшейся туши лице, потом пугливо спустился на обезображенную блузку и еще ниже – на разодранные колени.

– Отвечай, тебя изнасиловали?

Я отрицательно мотнула головой. Его суровое лицо напряглось до предела, в зрачках пульсировали две взрывчатки.

– Тогда, что случилось? Может быть, ты посадила в машину попутчика или так нелепо закончилось тайное свидание?

Я опять качнула головой в знак отрицания, немея от страха.

– Почему ты не хочешь сказать, кто это сделал? Или есть что-то, что мне не надлежит знать? Так? Отвечай!

Он не кричал, не пугал меня. Напротив, говорил твердо и спокойно. Но его цепкое спокойствие действовало на мою потрепанную психику, как бомба замедленного действия. Я молчала, вся сжавшись почти до физической боли и тупо уставившись в одну точку.

– Иди сюда, иди, – он вытянул меня в комнату. Без излишних усилий усадил в кресло.

– Как ты можешь не понимать, что из жертвы превращаешься в молчаливую соучастницу преступления! Ведь это плевок не только в твою душу, но и мою!

Пережив эту мысль как свою, я встретилась с его глазами и, не выдержав, заплакала, выплескивая со слезами нервный тромб. Муж тяжело вздохнул и обнял меня. Этот жест не облегчил моих страданий, а, напротив, доставил еще более мучительную боль от искреннего его сочувствия. И сейчас на фоне моего маленького предательства я вдруг смогла оценить, как благородна его любовь. Уткнувшись в знакомое тепло, я даже перестала плакать, с удовольствием фиксируя поразившую меня мысль.

– Надеюсь, – тоном родителя заключил он, – самого страшного не произошло, потому что в ином случае было бы непоправимой глупостью это скрывать и того хуже – смыть дома все следы. Ты всегда была умной женщиной и, думаю, все сама хорошо понимаешь.

Какой нечестной, какой нечистоплотной показалась я себе самой на фоне его щедрого доверия!

– Нет, ничего не случилось, – поспешила я заверить сочувствующие глаза напротив, – я все объясню завтра… Мне очень хочется спать…

Подняв на руки, муж бережно отнес мое обмякшее тело в кровать, а потом сходил за мокрым полотенцем и с нежно-строгим выражением лица стер с моих щек следы слез. Затем помог раздеться и заботливо укрыл меня, свернувшуюся калачиком, одеялом. И я могла поручиться, что делал он это не с расчетом получить мои признания.

Нет, не поэтому…

Щелкнул выключатель, и я полетела в пугающую бездну, спотыкаясь о рваные куски пережитых впечатлений. Мимо меня проносились разнохарактерные картинки, сплетая и расплетая эмоции.