Остров прощенных

Я истязала себя мыслью, что сейчас отправляюсь на мягкую чистую постель, погружу свое тело в розовый шелк, а пятнадцатилетний голодный ребенок до утра будет, возможно, вдыхать пыль вонючего подвала, просыпаясь каждый час от тоски и жалости к себе. Видимо, переизбыток уничтожающей печали несколько отрезвил мой разум, подвигнув, наконец, практически подойти к решению проблемы. К тому же, если скоро мальчишка не отыщется, у меня будет серьезные неприятности. Не думаю, что его родные станут долго бездействовать, находясь отнюдь не в спокойном состоянии духа. Я поднялась на свой этаж, уходя от обрисованных себе самой неприятностей или, наоборот, приближаясь к ним.

Значит, так. Мальчик, которому пятнадцать лет, ушел из дома, обиженный родителями. Так в их возрасте случается, ведь почти каждое веское замечание, ставящее под сомнение самостоятельную значимость, интерпретируется как непростительная обида. Ушел неизвестно в каком направлении. Родители в милицию обращаться не хотят, так как… (потом придумаю, почему). Мать обратилась за помощью к Рите, а Рита – ко мне (как к жене милиционера). Все просто.

Так я и обставила ситуацию перед мужем, не пасуя перед обманом ради святой помощи заблудшему ребенку.

Впрочем, и ни тени сомнения не проскользнуло на его лице, но в ответе слышалась малодейственная посильность. Однако уже на другой день он позвонил с работы и поинтересовался, знаю ли я, как выглядит подросток. Я насторожилась, расположенная возрадоваться… и потом рухнула в шоковый омут. Недалеко от города мальчик, предположительно пятнадцати – семнадцати лет, светловолосый, попал под колеса грузовика. Сквозь адреналиновую суету сердца туго прорвался мой собственный голос, называющий фамилию. Затем волна ужаса, горячее, почти маниакальное желание сделать невозможное там, где и оно уже невозможно, выплеснула меня на улицу, швырнула в машину с заплаканными стеклами и долго мешала установить ногу на нужную педаль. Отрезок моего безвременного движения к месту аварии память вычеркнула из настоящего. Я сразу оказалась в том месте, куда бессмысленно стремилась, где ждал меня жестокий хаос: желтый, неуместно яркий автомобиль с несимметрично раскрытыми, словно застигнутыми врасплох, дверцами; осколки стекла на мокром асфальте; не перестающая выть скорая, тревожно закрывающая задние двери за чем-то холмисто белым, лежащим на носилках; дворники на моем стекле, сметающие мутные слезы. Все это вместе составляло какую-то мрачную сложную загадку, которую предстояло разгадать. Скорая, взвыв, пронеслась мимо. Моя машина стояла на обочине с работающим двигателем, а я не знала, что нужно делать. Наконец, так и не разобравшись в противоречивых мыслях, развернула автомобиль и тронулась вслед за белым призраком.

Совершенно непонятно, зачем жизнь сначала дает лишний кусок, затем его отнимает.

Знакомая женская фигура чуть сгорбленная, комкающая в руке платок, не вселила в меня чувства вины и страха. Все заполнила незваная боль. Следующий временной шаг стал нестерпимо болезненным, словно дважды провели лезвием по ране. В квадрате пустынного коридора показался человек в белом, и женщина покачиваясь пошла к нему навстречу, с каждым метром замедляя шаг. И вдруг вскрикнула, и затряслась в несмирении, услышав его усталый, как будто изолированный от всего живого, голос. Человек в белом погладил ее плечо и бесшумно удалился за белую дверь. А где-то за другой белой дверью медицинские сестры прятали под крахмальный саван уже не видящие ничего глаза и колышущееся беззащитное тело катили к выходу санитарам…

Грозное лицо сторожа, что живенько вышел из будки, отвлекло меня от изводящих фантазий.

– Нельзя туда.

Захлебываясь от нетерпения, я принялась умолять человека в фуражке пустить меня, сбивчиво объясняя, кто находится в машине скорой, и тот проникшись махнул, езжай, мол.

В приемном покое мне никого искать не пришлось: меня нашли сами. Немедленно отвели к старшей сестре, объяснившей, что мальчик сейчас в операционной, что нужно надеяться на лучшее, и он в руках очень опытного хирурга. Странно, что в непредвиденных ситуациях человек настраивается заочно на худшее и принимает положительный исход как везение. Хотя никто из нас не станет отрицать, что у противоположных вариантов случайностей равные шансы.

– Посмотрите, пожалуйста, на его вещи. Вы их узнаете?

Разбитые часы, рюкзак, кепка. Боже, я ничего не узнаю. Я ничего не узнаю!

– При нем находился проездной билет. Это он на фотографии?

На меня посмотрел светловолосый мальчик в очках.

– Давайте запишем его фамилию.

Но я уже пятилась к выходу.

– Извините, я думала… Это не он… То есть, я не знаю этого мальчика…

Я вынырнула из кабинета, затем на улицу. Попала под струю влажного ветра и сделала вывод: еще что-нибудь в подобном роде, и я перешагну грань помешательства.