Остров Русь (сборник)

Пару раз я подлетал к своим насекомым собратьям, желая попытаться войти с ними в контакт. Ведь что мы – люди – знаем о мухах?! Возможно, думал я, нет на свете существ мудрее, просто мы не способны понять это… Ни фига. Тупее я в жизни никого не встречал. Когда я пытался заводить с ними беседы, они или шарахались от меня как от чумного, или проявляли интерес совсем иного характера (самки). В последнем случае я смывался как можно быстрее: не хотелось бы начинать свой опыт общения с женщинами с мух.

Весь следующий день я промотался по Лондону, но так ничего похожего на Бейкер-стрит и не нашел. А под вечер со мной произошла вот какая история.

Вечер этот застал меня далеко от центра города. Хотя район был чистенький и явно не самый бедный и на каждом углу тут горели фонари, я решил избрать какое-нибудь иное место ночлега. Я ведь практически не спал всю прошлую ночь и теперь буквально валился с ног. Если бы я снова забрался в фонарь, неминуемо бы изжарился.

И вот, не долго думая, я влетел в первую попавшуюся форточку и протиснулся в щель между рамой и натянутой от нас – мух – сеткой.

Я огляделся. Комната была обставлена, само собой, старомодно, но опрятно: вся мебель какая-то витиеватая, везде салфеточки, подушечки, маленькие полочки с расписными вазочками… Из соседней комнаты слышалась музыка. Музыка, между прочим, знакомая – «Турецкий марш» Моцарта. Мы его на уроках эстетики в школе проходили. Сейчас кто-то играл его слишком медленно и довольно неумело.

Я порадовался, что в комнате никого нет: можно спокойно подыскать местечко, куда спрятаться и переночевать. Но прежде чем сделать это, пару раз пробежался по стенам и потолку; я просто балдел от этой своей способности и не удержался, пока в комнате пусто. А зря. Потому что музыка внезапно смолкла и за дверью послышались легкие шаги.

Я метнулся к подоконнику и спрятался в листьях какого-то растения. В комнату вошла совсем молоденькая девушка, можно даже сказать, девочка, в вечернем платье из лилового бархата и сразу же начала раздеваться. Я, конечно, смутился и отвернулся. Но потом подумал: «В конце концов я муха или нет?!» А раз муха, повернул голову обратно и стал наблюдать.

Красивая девушка. Серые глаза и такие же серые волосы до плеч. А всякой одежды на ней – ужас! Под одной юбкой – вторая, под той – третья, а там, черт, еще панталончики кружевные… И так далее… А корсет! Его расшнуровывать замучаешься. И она замучилась. Взяла со стола колокольчик и побренчала им. Буквально через несколько секунд в комнату ворвалась горничная – толстая улыбчивая негритянка.

– Сэнди, помоги мне, – велела ей девушка.

– Сию минуту, мисс Джессика, – ответила та и принялась проворно управляться со шнуром.

В конце концов я все-таки отвернулся. Мало ли что муха, совесть-то все равно иметь надо.

Скрипнула кровать, зашуршали простыни, и я услышал голос девушки:

– А теперь, Сэнди, принеси мне, пожалуйста, чашку горячего шоколада.

Ой-ой-ой. Я вдруг понял, что опять проголодался.

– Но, мисс Джессика, – возразила горничная, раздувая черные ноздри, – сэр Чарлз строго-настрого запретил есть и пить в комнатах.

– Ну Сэнди, ну миленькая, ну пожалуйста. Я хочу книжку перед сном почитать. А знаешь, как приятно читать и что-нибудь вкусное жевать… И думать: «Ах, как мило, что на свете есть Сэнди, которая мне это принесла…» А папа не рассердится, потому что не узнает. Ты ведь ничего ему не скажешь?

– Святая Мария, вы совсем еще ребенок, мисс Джессика. Ладно, что с вами поделаешь, шоколад я вам сейчас принесу. Только смотрите сами не проболтайтесь отцу, он тогда живо выставит меня за дверь, не посмотрит, что служу вашей семье верой и правдой.

– Я скорее умру, Сэнди, чем проговорюсь! – заверила девушка с такой страстью в голосе, словно речь шла как минимум о государственной тайне.

Горничная, посмеиваясь и покачивая головой, вышла, а Джессика, беззвучно похлопав в ладоши, взяла со столика книжку. Я успел прочесть только имя автора: «Д-р Ватсон».

«Как так, – подумал я, – такого писателя не было. Он сам – персонаж Конан Дойла…» И тут же понял: в рассказах-то именно Ватсон писал о Холмсе.

Вернулась горничная с дымящейся чашкой на подносе. По комнате разнесся сладостный аромат. У меня потекли слюнки. Джессика, оторвавшись от книги лишь за тем, чтобы ее поблагодарить, принялась читать дальше, прихлебывая из чашки.

Я понял, что если сейчас не поем шоколада, я свихнусь. Тут в союз вошли и мои мушиные инстинкты, и мой человеческий вкус. Очень кстати Джессика, перевертывая страницу, поставила чашку на столик. Видимо, как раз сейчас сюжет книжки развертывался особенно лихо, потому что читала она, напряженно двигая губами, с широко раскрытыми от волнения глазами… а забытая чашка стояла на столике.

Я метнулся к ней, приземлился лапками на теплую мягкую маслянистую поверхность, торопливо сунул в нее хоботок и, кряхтя и причмокивая, с неописуемым наслаждением принялся всасывать в себя шоколад. Обе мои сущности – мушиная и человеческая – сошлись в едином блаженстве. Я сладострастно закатил глаза.