Если на улице царил полумрак, то тут была полная темнота. Но я-то как-никак муха, и я умею видеть в темноте. Правда, все предметы при этом приобретают странный зеленоватый фосфоресцирующий оттенок.
Я подлетел к постели Джессики, приземлился ей на кончик носа, пробежал по переносице, соскочил на правое веко и стал, вороша ресницы, ползать туда-обратно.
Веко несколько раз дернулось, и тут я угловым зрением уловил, как что-то массивное угрожающе мчится на меня сбоку. Я перепрыгнул на подушку, и ладонь Джессики не задела меня, лишь ударив ее саму по щеке.
Что-то пробормотав, девушка перевернулась на бок. Внутренним взором я видел полыхающую кладовую. Нельзя терять ни минуты. Взяв круто вверх, я вознесся к потолку, а затем спикировал на лицо девушки. Приземлившись лапками на ее верхнюю губу, я, понимая, сколь рискованно для меня это действие, решительным шагом направился ей прямо в левую ноздрю.
Страшным напором воздуха меня вынесло обратно наружу. Джессика чихнула! А чихнув, села на постели. В восторге я, жужжа что было мочи, принялся метаться вокруг нее.
– Гадкое, гадкое насекомое, – пробормотала девушка, потирая нос ладонью. Затем потянулась к столику, взяла с него колокольчик и позвонила.
Из смежной комнаты появилась Сэнди в длиннющей ночной рубашке, чепчике и со свечой в руках.
– Ты была права, – к моему прискорбию, заявила ей Джессика. – Мух нужно истреблять. Эта наглая негодница совершенно не дает мне спать!
После таких слов горничная поднесла свечу к жерлу газового рожка и открыла его на полную мощность. В комнате стало почти светло, и, размахивая снятым с вешалки полотенцем, негритянка принялась охотиться за мной. Убедившись в тщетности ее попыток, присоединилась к ней и Джессика.
Я несколько раз присаживался на дверь комнаты, как бы давая им понять, что из комнаты нужно выйти, но никакого результата, кроме риска быть прихлопнутым, не добился.
– Мисс Джессика, – запыхавшись и сев на край постели, заявила горничная, – или мухи поумнели, или это – та самая муха, которая вечером морочила мне голову на кухне… Давайте просто выгоним ее в коридор?
Джессика согласно кивнула и открыла дверь. И тут же в комнату ворвался едкий запах дыма.
– Боже милостивый, что это?! – вскричала Сэнди и кинулась в коридор. И тут же оттуда раздался ее вопль: – Пожар! Пожар! Сэр Чарлз, горит кладовая!
Послышался топот множества ног – это хозяева и слуги принялись за борьбу с огнем. А я, обессиленный, рухнул на подоконник и сразу же уснул в явно несвойственной для мухи позе – на боку, подмяв под себя одно крыло…
Меня разбудили голоса. Надо мной, внимательно меня разглядывая, склонились два лица: белоснежное – Джессики и глянцево-черное – Сэнди. За окном светало. Запах дыма в комнате почти рассеялся.
– Как жаль, – вздохнула девушка. – Что ни говори, а именно ей мы обязаны своим спасением. Что же с ней случилось? Ведь мы так и не ударили ее ни разу, правда, Сэнди?
– Говорят, у мух очень короткий срок жизни, – заявила горничная, выпучив для убедительности глаза. – Не иначе, сам Господь послал нам во спасение эту бессловесную тварь.
– И я буду молиться за нее! – воскликнула Джессика с жаром в голосе.
– Молиться?! За муху?! Что вы, мисс, это грех! Грех!
– Нет, не грех! – топнула ножкой девушка. От этого удара мушиный инстинкт сработал, и я, сам того не желая, вскочил на ноги.
– Сэнди, она живая! – закричала обрадованная Джессика и протянула ко мне руку. Я не делал попыток улететь. Осторожно взяв меня за крылышко, Джессика с улыбкой сказала:
– Скольким опасностям подвергается и без того недолгая жизнь этого бедного создания. Всякий норовит убить его, просто ищущего себе пропитания… Сэнди, ступай на кухню и принеси оттуда большую стеклянную банку. Я беру это насекомое на пожизненное содержание. Оно будет жить в такой роскоши и неге, в какой не жила еще ни одна муха в мире!…Такой поворот событий мог иметь для меня катастрофические последствия. Любая другая муха была бы, наверное, на моем месте на вершине блаженства. У меня же никак не выходило из головы это жуткое слово «ПОЖИЗНЕННОЕ». Кстати, действительно, а как долго живут мухи?