— Просыпайся, просыпайся. — Олеся стояла на коленях у входа в палатку. Стасик услышал негромкие разговоры туристов.
— Который час?
— Девять.
— Блин, почему хотя бы здесь я не могу выспаться!
— А какой смысл тащиться на природу, если валяться в палатке? Лежал бы дома.
И Олеся вылезла наружу.
Черт ее дери… никогда раньше Стасик не питал к ней такой неприязни — да что там, настоящей ненависти! — как в эти самые минуты. Ведь от момента пробуждения зависел настрой всего дня. Почему она всегда делает это вот так?
Стасик нехотя выполз из палатки и попытался насладиться утром в полной мере. Совершил легкую пробежку по берегу, сделал несколько простых, но бодрящих упражнений, втянул легкими утренний озерный воздух. К моменту его возвращения женщины приготовили бутерброды и заварили ароматный чай. Вениамин Карев поел раньше всех и потом возился в сторонке с удочкой и снастями. Судя по озадаченному виду, с рыбалкой он был знаком лишь по рассказам счастливых коллег. Его супруга Татьяна листала дамский журнал, попивая чай из пластмассовой кружки. Матвей с Кирой бродили по лесу.
У костра сидели только Наталья и Олеся. Они не разговаривали друг с другом.
— Какие планы на сегодня? — спросил Стасик у Наташи. Та пожала плечами. На коленях у журналистки лежал раскрытый ноутбук.
— Пока не села батарея, нужно закончить одну заметку. У тебя есть предложения?
— Скорее, замечание.
— Озвучь.
Стасик с опаской поглядел на жену. Олеся сосредоточенно чистила ногти пилкой.
— Хочу отойти на пару часов, — сказал Стас как можно небрежнее. — Не рассчитывайте на меня.
Наташа ответила тем же безучастным движением плеч, но Олеся встрепенулась.
— Куда?
— По делу.
— Какие дела в этой глухомани?
Стасик покраснел.
— Хочу поискать свой пионерский лагерь. Давно собирался это сделать, и вот выпал случай. Почему бы нет?
Олеся промолчала. Ей мешало присутствие Наташи. Между двумя женщинами установилась негласная конкуренция. Олеся верила, что обладает эксклюзивными правами на тщедушное тело и нежную душу Стасика Гисыча, но она не могла не понимать, что Наташа Ростовцева, с которой Стас учился в университете и уже много лет работал бок о бок в одном издании, совсем не посторонний ему человек. Разум твердил, что не стоит мешать их дружбе, но сердце бунтовало: это мой мужик, мой, мой — со всеми его глупостями!
Устрой она сейчас истерику, рыжая бестия получила бы дополнительные очки.
— Ладно, — сказала Олеся, — только телефон не отключай.
— Я его никогда не отключаю.
Стасик для приличия еще посидел немного возле угасающего костра. Выпил чаю, съел бутерброд. Но возбуждение все время нарастало.
Он не стал задерживаться.
4
Костя Арефьев торчал у крыльца местного магазина и задумчиво чесал затылок, ощущая себя Иванушкой-дурачком, очутившимся в диком лесу перед избушкой на курьих ножках. Тупил сказочно.
Магазин стоял у железной дороги, со стороны дикого леса и фасадом к насыпи. Он представлял собой аккуратный, отделанный зеленым металлосайдингом одноэтажный домик с треугольной крышей и тремя зарешеченными окошками. К среднему окошку, над которым висела табличка с надписью «Продукты», вела каменная лесенка. Дом стоял на склоне. Слева от магазина высилось какое-то странное деревянное сооружение, напоминающее смотровую вышку старых русских крепостей с крытой площадкой наверху. Ниже по склону за невысоким бежевым забором прятался двухэтажный частный дом, очень симпатичный и вполне современный, уместный где-нибудь в элитном коттеджном поселке, нежели в диком лесу у Озера.
И ни единой живой души вокруг.
Костя обернулся. За спиной в полусотне метров проходила железнодорожная колея, за ней под горой дремала деревня. Кажется, Стасик что-то говорил о ней, но Костя не запомнил. Он вообще мало что запомнил со вчерашнего дня — лишь отдельные фразы, предложения, интонации, пламя костра и темноту. Нет, он, разумеется, не нажрался до беспамятства, но ощущений радости от пребывания на природе не сохранил. Кроме того, сейчас ему требовалось лекарство. Влезать в палатку Каревых за вином он не осмелился, попросить напрямую тоже. Единственный путь к здоровью и хорошему настроению лежал через прилавок этого загадочного сельпо, но в девять утра здесь жизни, очевидно, еще нет, либо она только зарождается.
— Долго ли, коротко ли, но пришел Иван к справедливому итогу своего существования, — пробормотал Костя. С похмелья он начинал хохмить даже в отсутствие слушателей. Где-то позади, в деревне, залаяла собака. — Живые существа здесь все-таки водятся. Только нам с них хоть бы шерсти клок.
Он сделал несколько шагов влево, оглядел деревянную вышку. Доски местами отваливались, лестница, ведущая на верхнюю площадку, потеряла несколько ступенек, и Костя подумал, что не решился бы подниматься по ней наверх. Предназначение вышки так и осталось для него загадкой — с такой высоты можно было обозреть разве что папоротник и ягодные поляны.
— Эй! — крикнул Костя. Голос не отозвался эхом, пропал среди деревьев. Лишь какая-то птица вспорхнула с куста и с недовольным воплем умчалась ввысь. — И вам доброе утро, ласточка моя!!!