Остров страха

Алла Кузьминична, конечно, рисковала, причем не только работой, но и кое-чем посерьезнее, потому что пионеры, находящиеся без присмотра, имели привычку вляпываться в неприятности. Но ей пока везло. Мысль, что сегодня, в последний день смены, Стасик пойдет вместе с пацанами и мужем воспитательницы на дикий пляж, бодрила его. И даже взгляд пионера-героя Марата Казея, сверливший поясницу, сегодня казался не таким укоризненным. Стасик на утренних линейках занимал место в последнем ряду, и когда отряд разворачивался фронтом к флагштоку, останавливался аккурат возле портрета Казея. Ни у Павлика Морозова, ни у Вали Котика, а именно перед Казеем. В этом было что-то мистическое. За две недели отдыха в лагере Стасик так привык к этому стриженому лопоухому мальчишке в гимнастерке с белым воротничком, что даже изучил его биографию, взяв в библиотеке толстую книгу, посвященную героям войны. Марат был разведчиком штаба партизанской бригады имени Рокоссовского. Ходил в тыл врага, участвовал в рейдах и диверсиях. За смелость и отвагу в боях награждён орденом Отечественной войны 1-й степени, медалями «За отвагу» и «За боевые заслуги». Однажды он возвращался из разведки и попал в окружение. Чтобы не достаться живым, подорвал себя и врагов гранатой.

Стоя по утрам на линейке и слушая, как старшая пионервожатая зачитывает расписание на текущий день, Стасик задумывался: а смог бы он подорвать себя гранатой? Не понарошку, как во дворе с мальчишками, где он и подрывался, и пускал пулю в лоб, и даже позволял себя расчленить, а по-настоящему, в чужом лесу, окруженный врагами?

Минуточку, а полез бы он вообще в чужой темный лес, кишащий фашистами? Может, он вообще сидел бы дома, возле родителей (точнее, возле матери, потому что отец сбежал бы на фронт в первый же день, не раздумывая, и вряд ли вернулся обратно даже в случае благополучного исхода — скорее всего, осел бы где-нибудь в Берлине с симпатичной фрау Дитрих)? Забавные мысли посещают твою не проснувшуюся голову поутру в пионерском лагере.

— К борьбе за дело коммунистической партии Советского Союза будьте готовы! — кричит в микрофон старшая пионервожатая, пухленькая блондинка с маленькой грудью.

— Всегда готовы, — вяло отвечает пионерия.

— Напра-во!!!

Дети нестройно поворачиваются.

— Шаго-ом… арш!!!

Трое пионеров в белых рубашках, стоящие под трибуной, начинают молотить в тамбурины. Горнов нет, только три барабана. Звук отвратительный, но ритм мальчишки держат вполне уверенно, не зря же их отобрали из трех сотен оболтусов. И большего не требуется — ни мелодии, ни красивого вокала, ни аранжировки. Главное — ритм! Трам-та-ра-рам, трам-та-ра-рам…

К концу трехнедельной смены при ежедневном (не считая выходных) «великом стоянии» на линейке Стасик уже ощущает себя умеренным диссидентом, хотя точно знает, что подорвать себя гранатой ради великой цели никогда не решится.

2

Пионерский костер на закрытии смены. На стадионе установили из длинных бревен костровище на индейский манер. Весь день дети радуются жизни, разглядывая это сооружение, предвкушая вечерние танцы, обжималки и робкие поцелуи. На вечер начальник лагеря пригласил вокально-инструментальный ансамбль из деревни Тайгинка, что в шести километрах. Они уже выступали здесь на открытии, каким-то чудом устроившись со всей своей аппаратурой и инструментами на маленькой деревянной трибуне. Лучше всего у них получалась песня «Аэропорт». Позже Стасик узнает, что ее автор — Александр Барыкин, а тогда думал, что ребята сочинили песню сами. Звучало очень неплохо.

На закрытии они снова играют «Аэропорт», потом что-то из раннего Юрия Лозы, что-то из группы «Кино», только набиравшей обороты в конце восьмидесятых, что-то на английском языке. Всем весело. Пацаны из первого отряда, самого старшего в лагере, не проявляют ни малейшего внимания к девчонкам. У них, четырнадцатилетних оболтусов, совсем другие забавы: бомбочки из воды, петарды, перекур в кустах и даже — о, боже! — принесенный из сельского магазина мужем воспитательницы портвейн. Четверо смельчаков пробуют это пойло и блюют в кустах.

Стасик ни в чем таком не участвует. Сидит на скамейке с двумя-тремя друзьями и слушает музыку. Вспоминает смешные и трогательные моменты. Он понимает, что приехал отдыхать в лагерь, скорее всего, в последний раз. Пионерская организация дышала на ладан, перестройка доедала последние запасы продовольствия, перспективы были туманны, да и возраст уже не позволял стоять на линейке с красным галстуком на шее.