Остров страха

— Не знаю. Если просто слушать историю, то так и получается — страшная сказка ночью у костра. Но ведь здесь и впрямь кучу народу потонуло. Да и, знаешь ли, самого вечерами страх иногда такой берет, когда к железке подходишь, что бежать хочется. Не понимаю, как они в лесу не чувствуют…

— Они, наверно, и не должны ничего чувствовать. Они ведь — закуска. Их пригласили на ужин, помнишь?

— Вова, смотри под ноги, сказал!

— Да смотрю я! А вот вы, ребята, не боитесь, что завтра, когда они все нахрен утонут, здесь будет полно ментов и журналистов? И что тебя, Никитос, первого потащат как виновника. Ты же им лодки дал!

— Да ну…

— Вот те и «дану»! Мое дело маленькое, я с утра на сутки в «Чайку» заступаю, а вот тебе их в поход провожать. Чего приуныл? Испугался?

— Да пошел ты. Шевели лучше копытами пошустрее! Не нравится мне здесь.

— Уезжай, если не нравится.

— Я подумаю.

17

Артур вернулся в свой домик.

Аборигены называли это место Заброшенным Колодцем, хотя колодец работал исправно, вода в нем была свежая, а домик вполне годился для длительного пребывания двух человек. В нем есть кухня, печь, стол, стулья, крепкий широкий топчан (правда, Артур им не пользовался, предпочитая свой старый надувной матрас). Колодец со старенькой, скрипучей деревянной надстройкой прятался в зарослях. К Озеру Артур без причины не совался, ему вполне хватало колодца — и напиться, и посуду помыть. Здесь вообще очень удачное место для спокойной работы: солнце почти не проникает сквозь частокол деревьев, ветер не долетает, тропы не хожены и забыты. Избушка лешего, ни дать, ни взять — именно то, что нужно Артуру.

Но этой ночью он шел от лагеря крадучись, разрезая мглу толстым лучом фонаря. Ему казалось, что кто-то следует позади — шуршит травой и бормочет. Невнятное бормотание, словно разговаривали двое мужчин, преследовало его всю дорогу до Колодца. Лишь когда дрожащими руками отпер дверь и нырнул внутрь, Артур понял, что это было.

Бормотало Озеро. Волны хлюпали о прибрежные камни, издавая звуки, похожие на приглушенную человеческую речь, но Артур не мог избавиться от ощущения, что Озеро ему что-то втирало.

Артур зажег свечи, налил в пластиковую кружку из ведра колодезной воды и сел за стол. Перед ним чернел квадрат окна. Артур долго всматривался в неровные мерцающие отражения, но когда отражения постепенно исчезли, уступив место черной мгле, отвернулся. Если слишком долго всматриваться в бездну, бездна обязательно начнет всматриваться в тебя.

Еще одна ночь, подумал Артур. Одна чертова ночь — и он будет близок к цели. Только бы туристы не испугались!

Возбуждение и страх раздирали его. Едва ли он сможет заснуть.

18

В начале третьего ночи у развилки, где каменистая дорога расходилась на два проселка — к Хутору и бывшему пионерскому лагерю — остановился большой черный автомобиль с тонированными стеклами. Собственно, цвет его с достоверностью можно было бы описать лишь утром, но выглядел он все-таки как черный. Он стоял неподвижно на перекрестке с включенными габаритами, мотор неслышно мурлыкал на холостых оборотах. В тот момент, когда могло бы показаться, что водитель уснул или даже умер за рулем, стекло переднего левого окна с жужжанием опустилось. Наружу высунулась рука. Огонек зажженной сигареты взметнулся ввысь, описал дугу, роняя искры, и пропал во тьме. Стекло поднялось. Включились фары ближнего света, и автомобиль, фыркнув, свернул к пионерскому лагерю.

И вновь воцарилась тишина.

Часть третья. ОСКОЛОК СОЛНЦА

Интермедия (III). Тедди ждет гостей

Что ж, мы приступаем к заключительной части нашего Мерлезонского балета, в которой известный вам негодяй из Бостона, штат Массачусетс, играет далеко не последнюю роль. Правду сказать, он уже не совсем уроженец штата Массачусетс и, более того, не совсем негодяй. Он теперь вообще незнамо кто — сгусток энергии, обладающий интеллектом (причем куда более могучим, нежели тот, которым обладала его бывшая негодяйская ипостась) и способный оборачиваться любой органической оболочкой.

Давайте поглядим, где он и чем занят в данный момент…

…«Экс-Тед» умеет парить над землей. Способность совершать долгие беспосадочные перелеты наполняет его радостью и счастьем. Он не знает, как это получается, но он взлетает над Островом на высоту, с которой видны горы до самых дальних вершин, спящие, умиротворенные, укрытые утренней дымкой, и с этой высоты устремляется вниз, делает вираж над водой, резвясь, как резвятся дети на батуте, ложится на курс и летит к берегу. Вода словно расступается перед ним. Он несется как снаряд к цели, ветер треплет его крылья. «Тедди» хочет кричать… и он кричит, и ощущения восторга становятся сильнее, во сто крат сильнее! Он понимает, что это и есть жизнь, настоящая жизнь, реальная — реальнее той, в которой его прежняя ипостась якшалась с законченными подонками, не брезговала ради выгоды ничем, даже убийством, бежала от всяческой ответственности, считала себя свободной. Нет, ребята, полет без границ — вот настоящая свобода.