Остров забвения

Только оказавшись в камере, он смог спокойно сесть за свой маленький столик и расправить на нем газетный лист. Он открыл пакет с ассорти тянучек, которые принес ему Дэйв. Из-за них он совершил уже два болезненных похода к тюремному дантисту. Он мог жевать только на правой стороне, пока ему не поставят новую пломбу, но он все равно пихнул в рот сразу две ириски и вернулся к газете. В коридорах все еще было шумно. Не то чтобы в тюрьме когда-нибудь было тихо: точно так же, как здесь никогда не было темно. Эти вещи действовали на нервы сильнее, чем можно было ожидать, а Рассон ожидал многого. Ему дали пожизненный срок, что, по его мнению, уже было достаточным наказанием. К нему не должны прилагаться паршивые условия, необходимость сидеть в камере большую часть дня, потому что не хватает тюремщиков, и помои вместо еды. А еще тебе в лицо не должен постоянно бить свет, не должны грохотать двери и топать вверх-вниз ботинки по металлическим лестницам, когда ты пытаешься спать. У тебя есть право поспать.

Единственное, против чего он не возражал, — это одиночество. Первые три года он делил камеру с другими заключенными: либо с непроходимыми тупицами, либо с наркоманами, либо с теми, кто хотел говорить весь день и полночи напролет или вовлечь тебя в свои глупые схемы. Его устраивала его компания — в отсутствие компании молодых девушек.

Он любил читать. История. Наполеоновские войны. Третий рейх. 1914–1918. Первые аэропланы. Авиация и операции Второй мировой войны. Все такое. Он мог заказывать любые наименования в библиотеке, и они старались их у себя найти. И в основном находили. А еще он учился — психологии и бизнесу. Большую часть из списка он уже проглотил и не думал, что будет дальше заниматься психологией. Она была совсем несложная. И в основном полная ерунда. А вот книги по бизнесу не были ерундой, они были полезными. Когда он выйдет на свободу…

Он никогда не позволял себе задумываться о том, что этого может не случиться. Что пожизненное — значит ПОЖИЗНЕННОЕ. Не значит. Он ходил на сеансы терапии, он мог доказать, что у него больше нет фантазий не только по поводу поиска компании молодых девушек, но и по поводу их изнасилования и удушения. Сеансы были интересные. Он начинал с того, что выяснял, откуда взялся очередной специалист, который пришел с ним встретиться, потом пытался понять, как он может дать ему, что он хочет, а с этим осознанием приходило и общее представление о работе системы в целом и медленно складывался план. Медленно — в смысле действительно медленно. Нельзя браться за такие вещи с наскока, не подумав. И нужно очень много думать, медленно и подробно рассматривать каждую деталь и в соответствии с полученной информацией создавать план.

Он расправил газету, которую оставил ему Дэйв. Местный парень взял золото в Играх непобежденных[7]. Владелец палатки с шаурмой продает конину. Он думал, что они все так делают. Несколько пожаров в заброшенных зданиях — подозрение на поджог. Закрытие дорог. Авария с велосипедистом. Офстед[8] добавил школу в свой рейтинг. Ну и хрень, что все это за ерунда? Только поджоги звучат весело. Не один ли из его старых сокамерников снова взялся за старое? Как он описывал пламя, которое взмывает огромной ревущей стеной…

А потом он перевернул страницу и увидел его. Заголовок, растянувшийся на всю середину страницы.

«Я НЕ УСПОКОЮСЬ, ПОКА НЕ ДОБЬЮСЬ СПРАВЕДЛИВОСТИ ДЛЯ МОЕЙ КИМБЕРЛИ».

Ее фотография. Фотография ее дочери. Его чертова фотография. Крутой берег за каналом. Нависающие низкие кусты.

Он почувствовал собственную ярость, движущуюся в его теле как поток пузырьков, которые все быстрее и быстрее гонят через шланг, и он пульсирует, распрямляясь. Ярость возникает на дне его желудка, поднимается по груди и попадает в горло, в шею, в мозг, копится и нагревается. Если бы он посмотрелся в зеркало для бритья, оказалось бы, что он красный как рак. Его глаза налились кровью. Доктор сказал, что он должен контролировать свою ярость или она будет контролировать его.

— Она вас прикончит, — сказал он. — Вы просто взорветесь. Вот так вот.

Ему выдали список дыхательных упражнений и набор из двадцати успокаивающих фраз. Если он почувствует, что ярость начинает тихо бурлить где-то на кончиках его пальцев ног, надо прибегать к ним.

Он сделал дыхательные штуки, и стало чуть-чуть полегче. Он не хотел взрываться. Раньше он всегда находил для ярости выход, конечно. Он выпускал ее, как пар, совершая то, что совершал.

Но здесь такой возможности не было.

Он взял лист газетной бумаги и порвал его, надвое, и еще раз надвое, и еще, изодрал на кусочки размером с конфетти. Его короткие пальцы заболели, столько силы он в это вложил.

Он выбросил кусочки в корзину.

Он проклял мать Кимберли Стилл, репортера и газету самыми последними словами, какие только знал, причем пробормотал их вслух, — наверное, чтобы они возымели больший эффект. Он бы прокричал их во всю глотку, но после этого кто-нибудь обязательно прибежит.