Саймон не поехал обратно в коттедж. Вместо этого он отправился на север острова, в самую его дикую часть, куда почти не захаживали люди и не забредали овцы, где не было ничего, кроме островков почвы с пожухлой травой на твердой каменистой земле, коварных спусков к берегу и ветра. Но отсюда открывался несравненный вид на горизонт, где бесконечное море встречается с бесконечным небом, переливается и меняет цвет с синего на серый, со светлого на темный, и по его поверхности проходят мелкие волны или пестрая рябь от малейшего движения в воздухе. Он присел на выступ и посмотрел вдаль. Он никогда не приходил сюда с альбомом, потому что рисовать тут было нечего. Карандаш и чернила никогда не смогут передать это непрерывное движение, к тому же тут совсем отсутствовали детали — хотя часто он подмечал камни, причудливо изогнутые ветки или травинки или даже кости, которые он потом мог изобразить.
Посидев несколько минут, просто глядя на море, он начал размышлять, спокойно и методично, и перебирать в памяти все события с момента исчезновения Сэнди и до его отъезда из паба только что. Его давнее умение разбирать дело по косточкам, раскладывать на мелкие взаимосвязанные части вновь нашло себе применение. Кирсти произнесла четыре слова: «Йен был в армии». В этот момент все стало абсолютно ясно, но признание Йена имело принципиальную важность. То, что он был солдатом двадцать с лишним лет назад, еще не значило, что он хранил оружие или убил Сэнди, и задача вскрыть правду могла бы лечь на плечи полиции Шотландии.
Но Йен признался в убийстве.
Следующим действием Саймона должен был стать звонок инспектору, после которого он сможет либо арестовать Йена сам, либо дождаться, пока они прибудут на следующем пароме и сделают это самостоятельно. Особой разницы не будет. Йена отвезут на Большую землю. От Саймона потребуют полного отчета, после которого он больше не будет иметь никакого отношения к этому делу. Снова. И после этого Йен уже никогда не вернется в Тарансуэй и, скорее всего, будет приговорен к пожизненному. Волны набегали на берег с запада. Саймон следил за их ритмом: они накатывали на берег, накрывая друг друга и уносясь, накрывая и уносясь. Это помогло ему понять, что он будет делать.
А делать он не будет ничего. Совсем ничего. Закон требовал от него сделать один звонок. Справедливость требовала. Или нет? Да, Йен был виновен, и да, как полицейский офицер он был по долгу службы обязан передать полученную информацию. Но ничто уже не вернет Сэнди Мердок. Почему он приехал на остров и остался здесь? Семья отвернулась от него? Друзья? Общество? Саймон понял, что, разбираясь со случившимся в последние полчаса, он — или, по крайней мере, его подсознание — разбирается и с решением задачки, которая складывалась у него в голове, пока он спал, гулял и слушал Йена.
Он взглянул на волны, и на несущиеся облака, и на меняющийся свет на горизонте и на поверхности моря. Он принял решение.
Он всегда думал, что если однажды забудет, что он в первую очередь человеческое существо, а только во вторую — коп (или, по крайней мере, человек и коп в равной мере), то в этот день он должен уйти. Он надеялся, что никогда не забудет об этом — ни в своих мыслях, ни в своих поступках. Человеческое существо было полностью уверено, что он сейчас должен делать, и старший суперинтендант не возражал — он оставался нейтрален. Его совесть была спокойна.
Он побрел обратно по тропинкам к своей машине, наслаждаясь простором, раздольем и возможностью думать обо всем подряд после того, как он принял решение. О Кэт и Сэме, об их отце, о предстоящем визите в больницу, о своем будущем в полиции и об изменениях, которые ожидают его на работе в связи с травмой, — хоть Кирон и говорил, что их не будет. Он думал о Кирсти, Дугласе и Робби. О том, когда он уедет с Тарансуэя.
В коттедже было холодно, но он не хотел разжигать огонь и прогревать камин прежде, чем сделает один звонок.
— Йен?
Пауза.
— Ты в порядке?
— А ты как думаешь?
— У тебя там кто-нибудь есть?
— Пара человек, но я в подсобке. Ты приедешь? Или это будут уже другие?
— Я думаю, это тебе решать, Йен. Не мне. У меня есть только твое слово — и больше ничего, ни улик, ни доказательств. Так что вот как все будет происходить. Ты должен сам сказать им. Позвонить. Поговорить с ними так или попросить, чтобы они приехали. И рассказать им то, что ты рассказал мне. Теперь это не мое дело, а их. Ты говорил со мной как с другом, не как с полицейским, и я уеду через пару дней. Но моя совесть по этому поводу чиста. От тебя зависит, затянется ли расследование, при котором остров много месяцев будут изучать под микроскопом, или ты выберешь все просто и понятно объяснить. Потому что все так и есть. Это твой долг перед самим собой, и даже в большей степени это твой долг перед Сэнди. Мне ты ничего не должен. Поразмысли об этом, но не затягивай. Дело за тобой, Йен.
Он принял свое решение. Теперь ему придется жить с ним — но этому каждый коп начинает учиться с первого дня в полиции.