Остров забвения

— Спросите у сестер. Я нужен в другом месте.

Ричарда выписали только после семи часов вечера. Еще какое-то время он просидел в кресле-каталке у входа в больницу, ожидая, пока Кэт найдет свою машину и сдерет наклейку со штрафом за просроченную стоянку с лобового стекла. Ричард был слаб и долго не мог удобно устроиться. Ей пришлось дважды остановиться, чтобы помочь ему справиться с судорожными приступами кашля.

Она никогда не была так счастлива увидеть зажженные окна своего дома и дым из каминной трубы. Кирона не было, но, когда она позвонила, Сэм помог своему деду дойти до дома, Феликс взял и его, и ее сумки, и вместе они сумели уложить его в постель со всеми удобствами. Он ругался на машину, на ремни, на дороги, на кочки, на лестницу и остановился, только когда снова зашелся кашлем.

Она не отвечала на его ворчание, потому что привыкла к нему и умела пропускать мимо ушей, но ей не нравилось, что он был резок с мальчиками, и когда она спустилась на кухню, то уже готова была заплакать — скорее от обиды и усталости, чем от какой-то печали.

— Мам… пошли со мной. — Сэм подал ей руку. Они зашли в гостиную, и Сэм придвинул кресло поближе к огню.

— Садись и не двигайся. Я сейчас приду.

На секунду в комнату со взволнованным видом вбежал Феликс, быстро обнял ее и снова испарился.

— Вот. Тебе это нужно.

В одной руке у Сэма была кола, которую он взял для себя, а в другой — огромная порция джина с тоником. Край стакана украшал ломтик лимона. Внутри был лед.

— Сэмми, ты лучший. Наверное, даже самый лучший.

Он усмехнулся, но спрятал кривую улыбку за бутылкой колы. Кэт сделала большой глоток и закрыла глаза. Большего удовольствия она сейчас получить не смогла бы.

Наверху раздался крик. Сэм вскочил. Снова крик. Но Сэм показал ей рукой, чтобы она сидела.

Что делать? Что делать, что делать, что делать? Ричард поправится, если только не случится что-то непредвиденное. Он был физически крепким человеком, довольно моложавым для своих лет, и, хотя он был серьезно болен, он не стоял на пороге смерти. Она не волновалась за него — только относительно того, что понятия не имела, как быть с его дальнейшим будущим, насчет которого он, впрочем, может и не спросить ее мнения. Старый дом освободится через пару месяцев, и он, вероятно, захочет вернуться туда. А может, он захочет вернуться во Францию и остаться там. Кэт эгоистично полагала, что это будет лучшим вариантом для нее, для всей остальной семьи и даже для него — до какого-то момента. Но потом возникнут неизбежные проблемы, экстренные поездки туда и обратно, вопросы с продажей дома…

Она участвовала во множестве обсуждений, во время которых родственники решали судьбу пожилого пациента. Была свидетельницей эмоционального шантажа, срывов и истерик с той и с другой стороны, но всегда пыталась быть одновременно и полезной, и беспристрастной. Все никогда не решалось просто, никогда не было легко. Теперь настала ее очередь. Если бы Джудит осталась, то все было бы не так сложно, но она бы ей этого не пожелала. Джудит и так вынесла более чем достаточно. Они оставались на связи, в основном переписывались и обменивались открытками и подарками для детей на Рождество и дни рождения, и между ними установились абсолютно нежные отношения. О Ричарде они никогда не упоминали. Они не упоминали о нем с тех пор, как Джудит ушла от него.

В комнате было тихо, огонь горел слабо. Она допила свой джин с тоником. Она услышала, как Феликс поет в ванной наверху. Она снова закрыла глаза и погрузилась в мысли о новой работе. Она была на финальной стадии подписания договора с Люком. Она будет снова практиковать подход, при котором внимание врача сосредоточено на пациенте. Но она все еще слышала осуждающий голос Криса. Она будет лечить богатых, она предаст Государственную службу здравоохранения, которая взрастила ее, она отвернется от тех, кому нужна больше всего, но кто не может заплатить: все это и еще многое, многое другое. Иногда она просыпалась по ночам, и голос был рядом — изводил ее, напоминал, подстрекал, заставлял мучиться тяжелыми сомнениями. По этому вопросу он всегда оставался тверд и непоколебим.

Она вздрогнула, когда Сэм позвал ее сверху, и она услышала, как у дома останавливается машина Кирона.

Ричард восседал на трех подушках, у него был стакан воды под рукой, книга, очки, коробка с салфетками и недовольное выражение лица. Сэм выразительно посмотрел на нее и вылетел из спальни, когда она зашла внутрь.

— Пап? Как ты себя чувствуешь? Кажется, Сэм позаботился обо всем.

— Мне нужно что-нибудь принять?

— Да. Антибиотики через полчаса. И я послушаю твою грудь.

— Спасибо. — Первый раз он позволил ей вести себя как его врач, не жалуясь и не критикуя ее.

— Ты по-прежнему сильно хрипишь. И как будто слышно присвист. Они давали тебе сальбутамол?

— Я не астматик.

— Вообще нет, но у тебя сдавливает грудь, а от него бы полегчало. И ты это должен знать лучше всех. Как насчет поесть? Я сделаю омлет с овощами, и еще есть запеченные яблоки.

— Я не смогу есть.

— Ты ел что-нибудь в больнице?

Он скривился и поморщил нос.