Читаем Островитянин полностью

Мы с Королем пробыли в учителях, но (только не говори никому) обоих нас хвалить было особенно не за что. То ли невезение наше, то ли проказы учеников помешали нам сделать все так, как мы умели и могли. В то время в школу на Бласкете ходили уже здоровенные взрослые детины, и нас куда больше занимали приемы ухаживания за девочками, чем премудрости науки. Но, как ни крути, в этой роли мы целый месяц провели без печали и забот, хотя сейчас в стране Ирландии редко выпадет месяц, про который можно сказать подобное.

Мастер завел себе обычай заходить в некоторые дома, где был хороший очаг, потому что его все время донимал холод. Когда хозяин, по обыкновению, возвращался с пляжа, он клал перед гостем треть жесткого желтого пирога. Тот опускал его на колено, разламывал пополам и принимался жевать без всякой приправы.

— Хороший соус — голод, — говаривал наставник.

Вскоре умерла трехногая женщина. Их дочь и сын все еще живут в этих краях.

Школа была закрыта еще какой-то срок, так что мы с Королем проводили время на охоте в холмах или на морском побережье.

Если во мне все еще теплилось желание побыть любимчиком, потому что я был самым последним из выводка, то у Короля в точности такое желание имелось потому, что он был самым старшим. И это позволяло нам делать все что душе угодно — ну, почти все.

Однажды утром он пришел ко мне пораньше.

— И подняло же тебя что-то в такую рань, — сказала ему моя мать.

— Иду на охоту, — ответил он. — День уж больно замечательный. Рвану до Кяун-Дув[57] и, может, поймаю с полдюжины кроликов. А где Тома́с? Спит еще?

— Ну да, вот именно, — сказала она.

— Я здесь, старик, — отозвался я, различив его голос среди всех, что раздавались в доме.

— Бегом давай вставай, — заторопился он, — и пошли на охоту.

— Но у нас совсем нет приличного снаряжения для охоты.

— Есть, старик. Я принесу хорька.

— Но, боюсь, тебе его не дадут, — усомнился я.

— Я его стащу у дедушки, — сказал он.

Мама дала мне еды, и я не мешкая ее проглотил. С тем, что проглотить было непросто, отлично справилась моя славная жевательная мельница: кусок пирога из грубой желтой муки, какой насытил бы и лошадь; желтая ставрида и молоко напополам с водой.

Мы оба мигом выбежали вон. Король пристроил за пазухой хорька, еще у нас были две хорошие собаки, а у меня на плече лопата. Мы быстро направились к холмам. В поисках кроликов мы наткнулись на крольчатню (таким словом называют место, где собралось прилично кроликов разом и они там плотно набились. А словом «норка» обозначают такое место, где их всего по две или три штуки).

Король вынул хорька из-за пазухи, приладил к нему поводок и пустил в нору. Он поставил силки перед каждым входом в крольчатню, потому что в некоторых было до семи входов. Вскоре оттуда выскочил кролик. Но он быстро попался в силок и свалился, поскольку на конце силка была петля. Король вытащил кролика из петли и снова наладил силок. Не успел он все устроить, как выскочил новый кролик — из противоположного входа. Хорек не выходил из норы, покуда не выгнал к нам последнего кролика. Выбрался оттуда только тогда, когда больше ему не попалось ни единого.

Всего хорек выгнал из той норы семь больших жирных кроликов, и все они попались в силки. Затем мы перешли к следующему месту. Король запустил хорька в другую нору, и нам пришлось подождать какое-то время, прежде чем что-то показалось на поверхности. Наконец из норы выпрыгнул здоровенный сильный кролик. Петля задержала его, но тот вырвал колышек, на котором она была закреплена, и помчался прочь. Однако собаки его настигли.

Когда поздний день начал клониться к вечеру, а солнце покатилось на запад, Король сказал:

— Справились мы неплохо, только вот не сможем унести всех этих кроликов домой, мы ослабли от голода.

— Да я никогда еще не видел человека выносливей тебя, — заметил я. — Скорее кто другой свалится от голода, только не ты. Да я сам их всех домой унесу, если только мы не будем ловить еще.

— Ой, нет, не будем. Не станем больше запускать хорька в норки, он уже устал. А когда он усталый, оставлять его внутри может оказаться опасным, — пояснил Король.

Всего в тот раз мы поймали дюжину с половиной кроликов, приличную кучу, и решили собираться домой. У меня была длинная куртка, а в ней большие удобные карманы с внутренней стороны, а в них — добрая краюха хлеба. Это не я ее туда положил, а мама. Она сказала, что день впереди долгий, а у молодых зверский аппетит. И в этом она не ошиблась. Я вытащил краюху, разломил ее пополам и протянул кусок Королю. В те дни ему было не так уж трудно угодить — короны-то у него тогда еще не было. Король жевал хлеб так сладко, словно тот и правда был ему сладок на вкус. А все потому, что этого хлеба не хватило, чтобы успокоить голод. Зато когда Король доел весь хлеб, он опять почувствовал себя сильным и снова пустил хорька в нору, и еще в две норы, и еще, покуда у нас не набралось по дюжине кроликов на каждого. И мы пошли домой, а маленькая звездочка светила нам в вышине.

Глава седьмая

Перейти на страницу:

Все книги серии Скрытое золото XX века

Горшок золота
Горшок золота

Джеймз Стивенз (1880–1950) – ирландский прозаик, поэт и радиоведущий Би-би-си, классик ирландской литературы ХХ века, знаток и популяризатор средневековой ирландской языковой традиции. Этот деятельный участник Ирландского возрождения подарил нам пять романов, три авторских сборника сказаний, россыпь малой прозы и невероятно разнообразной поэзии. Стивенз – яркая запоминающаяся звезда в созвездии ирландского модернизма и иронической традиции с сильным ирландским колоритом. В 2018 году в проекте «Скрытое золото ХХ века» вышел его сборник «Ирландские чудные сказания» (1920), он сразу полюбился читателям – и тем, кто хорошо ориентируется в ирландской литературной вселенной, и тем, кто благодаря этому сборнику только начал с ней знакомиться. В 2019-м мы решили подарить нашей аудитории самую знаменитую работу Стивенза – роман, ставший визитной карточкой писателя и навсегда создавший ему репутацию в мире западной словесности.

Джеймз Стивенз , Джеймс Стивенс

Зарубежная классическая проза / Прочее / Зарубежная классика
Шенна
Шенна

Пядар О'Лери (1839–1920) – католический священник, переводчик, патриарх ирландского литературного модернизма и вообще один из родоначальников современной прозы на ирландском языке. Сказочный роман «Шенна» – история об ирландском Фаусте из простого народа – стал первым произведением большой формы на живом разговорном ирландском языке, это настоящий литературный памятник. Перед вами 120-с-лишним-летний казуистический роман идей о кармическом воздаянии в авраамическом мире с его манихейской дихотомией и строгой биполярностью. Но читается он далеко не как роман нравоучительный, а скорее как нравоописательный. «Шенна» – в первую очередь комедия манер, а уже потом литературная сказка с неожиданными монтажными склейками повествования, вложенными сюжетами и прочими подарками протомодернизма.

Пядар О'Лери

Зарубежная классическая проза
Мертвый отец
Мертвый отец

Доналд Бартелми (1931-1989) — американский писатель, один из столпов литературного постмодернизма XX века, мастер малой прозы. Автор 4 романов, около 20 сборников рассказов, очерков, пародий. Лауреат десятка престижных литературных премий, его романы — целые этапы американской литературы. «Мертвый отец» (1975) — как раз такой легендарный роман, о странствии смутно определяемой сущности, символа отцовства, которую на тросах волокут за собой через страну венедов некие его дети, к некой цели, которая становится ясна лишь в самом конце. Ткань повествования — сплошные анекдоты, истории, диалоги и аллегории, юмор и словесная игра. Это один из влиятельнейших романов американского абсурда, могучая метафора отношений между родителями и детьми, богами и людьми: здесь что угодно значит много чего. Книга осчастливит и любителей городить символические огороды, и поклонников затейливого ядовитого юмора, и фанатов Беккета, Ионеско и пр.

Дональд Бартельми

Классическая проза

Похожие книги

Аламут (ЛП)
Аламут (ЛП)

"При самом близоруком прочтении "Аламута", - пишет переводчик Майкл Биггинс в своем послесловии к этому изданию, - могут укрепиться некоторые стереотипные представления о Ближнем Востоке как об исключительном доме фанатиков и беспрекословных фундаменталистов... Но внимательные читатели должны уходить от "Аламута" совсем с другим ощущением".   Публикуя эту книгу, мы стремимся разрушить ненавистные стереотипы, а не укрепить их. Что мы отмечаем в "Аламуте", так это то, как автор показывает, что любой идеологией может манипулировать харизматичный лидер и превращать индивидуальные убеждения в фанатизм. Аламут можно рассматривать как аргумент против систем верований, которые лишают человека способности действовать и мыслить нравственно. Основные выводы из истории Хасана ибн Саббаха заключаются не в том, что ислам или религия по своей сути предрасполагают к терроризму, а в том, что любая идеология, будь то религиозная, националистическая или иная, может быть использована в драматических и опасных целях. Действительно, "Аламут" был написан в ответ на европейский политический климат 1938 года, когда на континенте набирали силу тоталитарные силы.   Мы надеемся, что мысли, убеждения и мотивы этих персонажей не воспринимаются как представление ислама или как доказательство того, что ислам потворствует насилию или террористам-самоубийцам. Доктрины, представленные в этой книге, включая высший девиз исмаилитов "Ничто не истинно, все дозволено", не соответствуют убеждениям большинства мусульман на протяжении веков, а скорее относительно небольшой секты.   Именно в таком духе мы предлагаем вам наше издание этой книги. Мы надеемся, что вы прочтете и оцените ее по достоинству.    

Владимир Бартол

Проза / Историческая проза
Великий перелом
Великий перелом

Наш современник, попавший после смерти в тело Михаила Фрунзе, продолжает крутится в 1920-х годах. Пытаясь выжить, удержать власть и, что намного важнее, развернуть Союз на новый, куда более гармоничный и сбалансированный путь.Но не все так просто.Врагов много. И многим из них он – как кость в горле. Причем врагов не только внешних, но и внутренних. Ведь в годы революции с общественного дна поднялось очень много всяких «осадков» и «подонков». И наркому придется с ними столкнуться.Справится ли он? Выживет ли? Сумеет ли переломить крайне губительные тренды Союза? Губительные прежде всего для самих себя. Как, впрочем, и обычно. Ибо, как гласит древняя мудрость, настоящий твой противник всегда скрывается в зеркале…

Гарри Норман Тертлдав , Гарри Тертлдав , Дмитрий Шидловский , Михаил Алексеевич Ланцов

Фантастика / Проза / Альтернативная история / Боевая фантастика / Военная проза