Загадки Андрея Тарковского
В эти фильмы войти нелегко.
Может, зорче глаза в кинозале?
В кадре мир (нам знаком — незнаком),
как мираж, не спеша возникает.
С плотным шумом обрушился дождь.
Он безжалостно хлещет героя.
Вот и солнце — день летний хорош!
Капли в лужи летят с гулким боем.
Колокольный
капели трезвон
слух ласкает. Дырявые крыши
их впустили. Сарай без окон
весь сияет, он музыку слышит.
В светлой роще водица поёт,
речка камушки перебирает.
Все невзгоды, пожалуй, не в счёт,
когда бликами влага мерцает.
То не красочный милый пейзаж –
как гипноз, разум мучает наш.
Смена: сумрак, на улице грязь,
мусор, мусор, разруха — не новость.
Красок несовместимая связь
нас гнетёт. Где-то искоркой — совесть.
Эти краски и звуки как луч,
он пронзает экранное действо.
Чем так значим, так яростно жгуч?
Над невеждами, мастер, посмейся.
Слушая музыку Баха…
В суматохе мирской мы порою мельчаем.
Вспомнишь вечером, сморщишься: что-то не так.
Хорошо, встретив шутку и ласку за чаем,
прошептать: мол, давно зреет жажда-мечта
побывать на просторах концертного зала,
где великое действо творят мастера.
Здесь мы! Музыка Баха едва зазвучала,
сокровенное что-то тебе говоря.
Я в согласии с миром, большим, заповедным,
растворился средь сущих на милой Земле.
Волны звуков летят, и совсем неприметно
расцветает душа, как огонь на золе.
Звуки новые — волны темнеют, поникли,
тихой болью сменился недавний покой.
Грусть щемящая не поднималась до крика,
лишь тревожила сердце горячей мольбой.
Что в той боли? Пожалуй, с собой расставанье,
с той весенней зарёй, что несла день утех,
с дорогими людьми…
Правды трудной признанье.
И улыбка любви тем, под небом… Для всех.
Отзвучали последние ноты сюиты.
Возвращаемся снова на землю с небес.
Мощь гармонии в нас вольным морем разлита.
Мы её понесём в будни — в сумрачный лес.
Песни наши славные
«За окном черёмуха колышется…»
Хор чуть слышным голосом
выдохнул мотив,
не спеша запел, заговорил.
Шевельнулись волосы,
мы сидим, застыв.
Слёзы… Их сдержать не стало сил.
Подпеваем шепотом.
Как молитву, знаем
эту песню, новые звучат.
Незаметным топотом
(слышишь?) провожаем
озорных мелодий водопад.
Песни наши славные
долго рядом были –
весь прошедший незабвенный век.
В дни для жизни главные
над застольем плыли,
для судьбы готовили разбег.
Хор поёт. Забытый звук,
поднимаясь выше,
светом наполняет новый день.
Может, через годы внук
песенку услышит –
«душу живу» русских деревень.
Силуэты Петербурга
«Люблю тебя, Петра творенье»
Задержался на экране чёрный силуэт,
а по сердцу пробежала радости волна.
Петербург. Его виденья подняты со дна
памяти как драгоценность отлетевших лет.
Петропавловская крепость, шпиль пронзает высь.
Рядом, словно зверь на дыбе, разведённый мост.
Город строгий наплывает зримо, во весь рост.
Из болот рывком когда-то стены поднялись.
Очертанья дорогие, сколько их у нас…
Вот в прожекторах-софитах всадник на коне.
С гордостью Ленфильм дарует дерзкий образ мне.
Я у гром-подножья молча постою не раз.
На далеком горизонте контур проступил –
величавый Исаакий. Чаши-фонари
проплывают, вновь рождаясь раз, и два, и три
на экране, как движенье мерное светил.
Вдохновения былого в них струится свет
мастеров российских,
пришлых из знакомых стран.
Здесь отважный Фальконе, упрямый Монферран.
Вам я шлю любви посланье из грядущих лет?
К двухсотлетию со дня рождения Афанасия Фета