От «Акиры» до «Ходячего замка». Как японская анимация перевернула мировой кинематограф

В конечном счете мать Атару не предпринимает решительных шагов. Ее враждебность, заключенная в комическом формате, никогда не выходит за рамки юмора. Кроме того, она участвует в динамике убеждения по крайней мере в одном отношении – в приготовлении пищи. В самом деле, ее единственная материнская черта заключается в готовности, что бы ни случилось, класть еду на стол. Поскольку кулинария остается единственным атрибутом романтической комедии, который всегда определяется половой принадлежностью, это немаловажный штрих. В мире «Несносных пришельцев» нуклеарная семья испытывает потрясения, и некоторые фундаментальные аспекты обычной жизни в сериале сохраняются.

Работа «Несносные пришельцы» искажает и другие аспекты общепринятой социальной жизни, особенно отношения с соседями, которые представлены как неизменно язвительные. Действительно, в разные моменты сериала соседи, разгневанные недавней катастрофой, начинают собирать линчевателей для Атару. Более того, Атару отвечает им той же враждебностью. В одном эпизоде (серия 7) Атару учится (у Лам, конечно) делать кукол вуду, сразу же начинает создавать аналоги всех своих соседей и радостно принимается их мучить. Хотя эти сцены вводятся для комедийного эффекта, вместе с агрессивными женщинами они составляют мир, который сильно отличается от мира гармоничного социального идеала, поддерживаемого в традиционной японской культуре.

Из трех аниме-сериалов, представленных в этой главе, «Несносные пришельцы» имеет самую широкую социальную подоплеку. Семья, друзья, соседи и даже правительство играют свою роль в динамике анархического повествования. В двух работах 1990-х годов, «Ай – девушка с кассеты» и «Ах, моя Богиня!», мы видим, что фокус повествования сужается, а общество и семья имеют гораздо меньшее значение[246]. Хотя волшебные девушки, безусловно, вносят путаницу в жизни главных героев-мужчин, они дают гораздо меньше эйфории, характерной для «Несносных пришельцев». Эта консервативность верна не только в отношении структуры повествования, но также тематики и превозносимых ценностей. Например, «волшебные девушки» предстают менее агрессивными, чем Лам, а эмоциональная глубина отношений между парнем и девушкой подчеркивается гораздо чаще.

Эти изменения, конечно, частично связаны с индивидуальным вкусом создателей манги и аниме, но они также предполагают некоторые культурные и социальные изменения, которые произошли в течение десятилетия после «Несносных пришельцев». Узость социального холста, например, может быть отражением усиливающейся фрагментации японского общества, вызванной не только независимостью и экономическим процветанием женщин, но и распространением технологий от домашних компьютеров до телевизоров, которыми обладает каждый член семьи. Как будто для того, чтобы подчеркнуть эту семейную фрагментацию, в сериалах отсутствуют матери. Это сопоставимо с аналогичными изменениями, которые произошли на американском телевидении в 1960-х годах. Шоу такого плана вводят новую концепцию семьи, где отсутствие родителей (чаще всего по сюжету они мертвы) является завуалированной отсылкой к разводу, а в японских реалиях это еще и интерпретация того, что многие современные мамы выходят на работу.

С другой стороны, более консервативный характер «Ай – девушки с кассеты» и «Ах! Моя Богиня!», особенно в их представлении о женщинах, может быть не отражением, а реакцией на крепнущие голоса японских женщин. Когда эти шоу вышли в эфир в начале 1990-х, количество разводов в Японии, хотя и все еще очень низкое по сравнению с Америкой, начало расти. В то же время многие молодые женщины стали рассматривать холостую жизнь как не менее привлекательную альтернативу замужеству. СМИ, конечно, обратили на это внимание и начали изображать незамужних богатых женщин как «эгоцентричных и снисходительных», даже окрестив их Ханакодзоку, по названию популярного женского журнала для высшего общества[247]. Пожалуй, самая известная полемика в СМИ относительно этих новых версий женщин была так называемым феноменом «желтых такси» конца 1980-х годов. Термин «желтое такси» использовался для обозначения «богатых и веселых молодых японок, которые путешествуют в экзотические места для… сексуальных связей». Шокирующая суть этого явления заключалась не только в агрессивном сексуальном поведении японских женщин, но и в том, что эти связи были обязательно не с японскими мужчинами, что представляло собой «стабильную, хотя и опосредованную критику японского патриархата»[248]. Подчас эта критика была и чрезвычайно прямолинейной. В статье в Fujin koron о том, почему японские женщины отвергают японских мужчин ради иностранцев, говорится, что, по мнению молодых японок, японцы плохо относятся к женщинам, «у них плохие манеры», они не могут заботиться о себе «и не могут выполнять работу по дому»[249].