ОТ АВТОРА

—     Вот приедем на место, тогда, может, и удерём. Верьте, я не подведу… Меня зовут Жора,— сказал черноглазый, вспом­нив, что новые приятели не знают, как его звать.

—     Видали мы таких бегунов…— подзадорил Толя.

Но Жору это не обидело. Он ещё ближе подсел к Толе.

—     Я уже, знаешь, где побывал?— продолжал он с задо­ром.— И в Белоруссии, и на Дальнем Востоке… Родителей два раза терял, и всё равно не пропал.

—     Как два раза?— удивился Вова.

Он как-то сразу доверился Жоре и подумал: «Может, нам как раз не хватает именно такого смелого товарища».

—      Я ни отца, ни матери не помню. Они, говорят, от пожа­ра погибли, когда я совсем маленький был. Меня устроили в детский дом, а потом усыновили хорошие люди. Пограничник один с женой… Я его папой звал и любил очень,— вздохнул Жора.— И маму Лизу любил. Когда началась война, папу на заставе убили. Мы поехали с Лизой к её родным в Курск, а по дороге фашисты налетели, поезд разбомбили, и больше я Лизу не видел… Попал я тут в деревню, к дядьке одному. У него сын Вася, мне ровесник. Как немцы пришли, дядька этот ста­ростой сделался. А раньше такой незаметный был! Он, когда услышал, что ребят на работу увозят, сам побежал в коменда­туру и заявил: «Сына отдаю!» А дома говорит мне: «Поедешь, нечего даром мой хлеб есть!» Мне, между прочим, обидно стало: почему «даром». Я у него с утра до ночи работал, а Васька только голубей гонял… Вот и попал я сюда за другого.

Он улыбнулся, но Вова видел, что улыбаться ему совсем не хочется.

— Как же это? — возмутился Вова.— Ведь ты в коменда­туре мог сказать, что ты не сын, что ты ему чужой.

—    А не всё ли равно? Все мы им чужие! Им бы таких, как я, вывезти отсюда побольше. Только пусть не думают! Все рав­но им на нашей земле не усидеть. Моего папу убили — другие остались. Вышибут фашистов отсюда. Непременно вышибут! — Жора нахмурил брови и умолк.

— И тебе не страшно ехать? — тихо спросил Толя.

—  Не хочу я бояться,— помолчав, ответил Жора.

С этого дня они вместе ели, вместе спали и вели несконча­емые разговоры о побеге, строили планы. Вова и Толя дели­лись с Жорой продуктами, взятыми из дому.

—    Ничего, — успокаивал Жора друзей, — мы все-таки удерём!

И Вова с Толей верили ему. Но не только они думали о побеге. По ночам в вагоне наступало оживление. Сначала слы­шался приглушённый шёпот, а если очень увлекались в спорах, то начинали громко разговаривать и кричать. Каждый пред­лагал свой план побега. Мальчики группировались, намечали сроки, и все, как один, ждали и надеялись на удобный случай.
В одном из вагонов, в котором ехали девочки, ни на мину­ту не прекращались слёзы. Под вечер на второй день все страшно перепугались. Вагон затрещал, резко звякнули буфе­ра, и поезд остановился. Все замерли.
Люся со страхом прислушалась к своему дыханию. Сердце билось сильно: тук-тук-тук,— а в ушах звенело.
Кто-то громко и печально произнёс:

—    Теперь нам всем смерть, нас везут убивать!

Девочки заплакали ещё сильнее.
Плакали все, даже Люся, которая до сих пор крепилась. Однако она скоро успокоилась и пыталась подбодрить своих спутниц.

—    Перестаньте, девочки! Слезами горю не поможешь. По­думаем лучше, как быть.

—     О чём думать? — громко перебила её Аня, угрюмая и молчаливая девочка.— Что мы можем придумать?

—     Да ведь должны же мы как-то жить, к чему-то стремить­ся! — возмутилась Люся.— Может быть, как-нибудь и убе­жим.— Она с трудом сдерживала себя, чтоб не наговорить Ане обидных слов. Ведь нельзя же, в самом деле, примириться с тем, что их увозят в Германию! — Надо бороться! — спокой­но сказала она.

—    Ну и борись!

—     Не я же одна — нас много! — не сдерживаясь, кликну­ла Люся.

—    Оставь меня в покое,— опять заплакала Аня – мне и так плохо.