От Баха до Шостаковича

Колокольный звон усиливает драматизм действия в самые ключевые моменты развития сюжета. Мучимый совестью, Борис произносит слова: «О совесть лютая, как тяжко ты караешь!». В это время начинают бить колокола как напоминание о Божьем суде за совершённое преступление. Под их бой он продолжает свой монолог.

Ударом колокола прерывается последний монолог Бориса. Он произносит: «Звон… Погребальный звон». Начинается пение: «Плачьте, плачьте, людие, несть бо жизни в нем, и немы уста его, и не даст ответа». Царь понимает, что час его пробил. Его последние слова обращены к Богу. Под мерные удары колокола он отдает Богу душу.

Наконец, в сцене «Под кромами» звучит набат. Самозванец идет на Москву, страну ждут новые бедствия, и колокол предупреждает об этом.

Единственный акт, в котором не звучат колокола, это «польский акт».

Колокол для Мусоргского – символ Руси. Без него невозможно представить себе жизнь русского народа. И в тревожные, и в трагические, и в радостные, и в торжественные моменты звучит колокол.

Многократно к стихии колокольного звона обращаются Бородин, Чайковский и Римский-Корсаков.

Бородин, в частности, имитирует погребальный звон в пьесе «В монастыре» из «Маленькой сюиты» для фортепиано.

У Чайковского колокольным звоном завершается увертюра «1812 год», написанная в память о победе русского воинства в войне с Наполеоном. В музыкальную ткань вкрапляются мелодии церковного песнопения «Спаси, Господи, люди Твоя» и гимна «Боже, царя храни», а французскую армию символизирует «Марсельеза». Для создания эпического образа использован внушительный состав оркестра, включающий целый набор колоколов. При исполнении под открытым небом предполагаются также пушечные выстрелы.

Римский-Корсаков использовал различные виды колокольного звона во многих своих произведениях, в частности, в операх «Псковитянка» и «Сказание о невидимом граде Китеже».

Особый интерес представляет его увертюра «Светлый праздник». Это попытка средствами симфонического оркестра изобразить пасхальное богослужение, а также то, что происходит за стенами храмов. Основные мотивы заимствованы из Обихода: это и песнопение «Да воскреснет Бог и расточатся врази Его», представляющее собой главную тему, и песнопение «Ангел вопияше», составляющее побочную тему, и многократно врезающийся в оркестровую ткань пасхальный тропарь «Христос воскресе из мертвых, смертию смерть поправ, и сущим во гробех живот даровов».

Значительную часть произведения представляет собой изображение пасхального трезвона – того самого, который так поразил воображение Шумана. Однако у Римского-Корсакова имеется в виду не московский трезвон, а тихвинский. Как написал с его слов один из его друзей, «звон в его “Пасхальной увертюре” не какой-либо случайный, а так именно звонили в мужском Богородицком монастыре в Тихвине». С этим монастырем связаны детские воспоминания Римского-Корсакова. Они и легли в основу увертюры.

«Еще раз колокольный звон! Сколько раз, и в каких разнообразных видах я воспроизводил в оркестровке этот непременный атрибут древней русской жизни, хотя и сохранившийся до наших времен», – писал Римский-Корсаков.

У Сергея Васильевича Рахманинова, таким образом, было немало предшественников в деле изображения колоколов средствами музыкальных инструментов. Но он пошел гораздо дальше всех своих предшественников. Если у Глинки, Мусоргского, Бородина, Чайковского и Римского-Корсакова колокола главным образом иллюстрировали те или иные события, которым посвящена музыка, то у Рахманинова «колокольность» становится одним из постоянных средств выразительности. По словам музыкального критика Бориса Асафьева, «у Рахманинова колокольность вплетена в ткань музыки, проявляется в самых различных окрасках, толчках, ритмоузорах, раскрывает психологическое состояние встревоженного человечества».

Иногда музыкальный образ, который ложится в основу произведения, рождается у него из колокольного звона. В возрасте 19 лет Рахманинов сочинил знаменитую прелюдию до-диез минор (1892). Она была написана вскоре после того, как он с золотой медалью окончил Московскую консерваторию. «В один прекрасный день прелюдия просто пришла сама собой, и я ее записал. Она явилась с такой силой, что я не мог от нее отделаться, несмотря на все мои усилия», – вспоминал впоследствии Рахманинов.

В интервью американскому журналисту он привел и другую причину написания прелюдии: «Мне нужны были деньги, я написал эту Прелюдию и продал ее издателю за предложенную им сумму… Я получил за нее сорок рублей…»