От «Черной горы» до «Языкового письма». Антология новейшей поэзии США

истина летит голодная, по меньшей мере и отличная
от прочих – хотя может быть один – Кафка сказал, растревоженно –
у нее множество лиц

лица, которых жаждешь, легкокрыло неся светлые тени своих

расцветок кожи своей всемирной быстроты, гневной и смягчающей
свои громкие замечания

что до кормежки стаи в один

год, одна из самых маленьких птичек Северо-Запада, влетела
в дом стреловидная, паническая мысль меж стен
и трав угнездилась в верхнем правом углу рамы

картины Тома Филдса, при этом прелюбодей Гэндзи

обнаружен – так Дама Мурасаки читает свой голубой свиток – и
разрешила мне взять ее в руку мягкий, изощренный

разум оказав честь и поднять ее в воздух

и на следующий год, снова, одна влетела в дом,
почти уверена, как гость, в золотой короне крылато

паря среди старых открытий и приземлилась на край

тарелки с лазаньей моя рука дрожала, когда я взял ее
и медленно двинулся, чтобы приподняв выпустить ее из окна в

воздух своего рода мысль как всякий

ищет продолжающееся противоречие пределов и
вещества

Шэрон Тесен

1991 Ян Пробштейн

4. Языковое письмо

Владимир Фещенко . Я=З=Ы=К как таковой: пятьдесят лет «языкового письма» в США [209]

Литературные опыты Гертруды Стайн и Эзры Паунда первой половины ХХ века стали двумя полюсами экспериментально-ориентированной поэзии в Америке. Первый полюс тяготел к стратегии минимализации: стайновское письмо построено на минимальных единицах языка, мельчайших сдвигах, «настойчивой» репетитивности, «перестройке» грамматики ради «языка, который рождается вновь». Второй, паундовский полюс связан со стратегией максимализации: работой с разнообразием языковых средств, композиционной усложненностью текстов, использованием разных языков и диалектов и в целом революционизацией языкового сознания. Эта полюсность отражалась и на жизненном поведении: с одной стороны, спокойная уединенность и литературная непритязательность Стайн, с другой – политический максимализм и литературный экспансионизм Паунда. Между двумя этими точками напряжения языка и происходили разряды поэтических токов в наиболее авангардных практиках американского письма последнего столетия. Линии экспериментальной литературы, ведущие от Стайн и Паунда, получают в исследовательской литературе такие наименования, как «дизъюнктивная поэтика»[210] и «язык разрыва»[211]. Именно эти линии сходятся в «школе языка» – деятельности сообщества поэтов, заявивших о себе в 1970‐х годах как о новом авангардном движении в экспериментальной литературе Северной Америки.

В становлении описываемой традиции участвовало еще несколько важных фигур и сообществ, которые стоит упомянуть. Это, во-первых, Эдвард Эстлин Каммингс, осуществивший практически в одиночку переворот в американском стихе. Это и Луис Зукофски, и весь круг поэтов-объективистов, сделавших «фактографию языка» поэтической техникой. Уильям Карлос Уильямс – создатель чисто американского типа письма (того, что он называл «американской идиомой») – был важным переносчиком авангардных идей во всей первой половине века. «Проективный стих» Чарльза Олсона, метафизический минимализм Роберта Крили (а также других участников школы Блэк-Маунтин), «сложная поэзия» Джона Эшбери и других авторов «новой американской поэзии» (названной так в известной антологии Дональда Аллена[212]) внесли свой вклад в становление поэтов «языковой школы».