От «Черной горы» до «Языкового письма». Антология новейшей поэзии США

Я использовала стол как ссылку и просто перевела вещи из него
в реестр, чтобы отыграть церемонию чувства до конца, что есть
воздух истинных живых объектов и людей, используемых тобой,
когда располагаешь их вместе в определенном порядке, давая привилегию
отдельному человеку, который склонен исчезнуть, если его визуальное присутствие сохраняется, в ощущение смысла, уходящее само по себе.
Сначала стол есть стол. В синем свете
или в электрическом освещении, у него нет пафоса. Потом свет отделяется
от человеческого содержания, от фиолетовой сети или бесплотного тумана, отражая эхом
фиолетовую морозилку на подоконнике, где он – след желания.

Такие эмоции – перебои в пейзаже и в логике,

вызванные стремлением к непосредственному опыту, как будто ее память об опыте
была следом ее самой. Особенно теперь, когда вещи разлетаются
во всех направлениях,
она посчитает вестибюль гостиницы инертным состоянием формы. Это – место
ее должности. И серые эмалевые двери лифта – соответственное состояние,
место за ними является основанием воды или рисунком воды. Теперь
она направляет свой фотоаппарат на них, чтобы изменить свое мнение о них на мысль
в Мексике, поскольку горизонт, когда ты движешься, может противостоять горизонту внутри
лифта через синий Кадиллак в долгий след выстрела. Ты задерживаешь
свою руку у стола. Свет становится золотым крылом на столе.
Она видит
его открытие, с внутренним пространством, пластичным и бесконечным,
но это – стиль, которому досталось плохое будущее.

1989 Галина Ермошина

Звездное поле