От «Черной горы» до «Языкового письма». Антология новейшей поэзии США

Роза сейчас зелена и зацветет,
превзойдя тебя, зелень, хилая
зелень, и тогда ты не станешь ни говорить, ни
иметь вкус, ни даже быть. [29]

Прерванное, сообщение, посланное природой, ревет в местах, где нет

антенн, чтобы его принять. Пещеры под морем, мысы полярного льда,

толща тропических лесов, бесконечные плоскости пустынь, где нет

никого – вот откуда берутся первичные факты.

XXVIII

Вокруг падающих вод мечутся фурии!
Буйство собирается в их головах, кружит их,
призывает: [10]

Масштаб ошеломляет одинокую жницу, когда она возвращается в

свою хижину рядом с дорогой к большому городу. Одинокую фигуру

обгоняет скорость, вооруженная счетчиками для записи

механического движения между пунктами А и Б. У тропинки натянуты

провода-ловушки, электрические приборы распознавания, датчики

движения оповещают исследователей о присутствии биологического

вида. Застигнут на пути из высокого леса, зверь не подает ни сигнала,

приближаясь, не оставляет ни следа, удаляясь. О его поведении

написаны многие книги.

XXXIX

Неужто не красивы? [18]

Определение величия – это признание акцентированности как формы

социальности, сопряженной с вкусовым суждением. Поскольку оно не

коммуникативно, передать его можно только в форме пустого

утверждения, смелого обобщения, явного переубеждения,

бессодержательного cri de coeur[307] с пеной у рта, с выплеском простого

животного исступления. Каждое провозглашение находит место в

порядке языка.

XXX

река приходит пролиться над городом
и срывается с края расщелины
рикошетом брызг и радужной взвеси – [7]

На повышенной громкости рев воплощается в сингулярном и едином

голосе, который до этого временно сдерживался. Ему нужен рев в

голове, чтобы каждое слово отделялось и было внятно восприятию.

Отрываясь от массы звукового субстрата, слово следует за словом в

направлении артикулированных структур – структур, существовавших с

самого начала, хоть и вне доступа.

XXXI

Тающий снег
капал с карниза за его окном
90 ударов в минуту – [29]

Слова прилепляются к осязаемой белизне, каковая, не будь она

поименована, была бы идентична себе. Слова вбирают чуждый

элемент в любое тождество.

XXXII

в ясных формулировках; посредством умножения сведение к
одному; отвага; обрыв; облака, превратившиеся в песчаный
шлюз; навязанная пауза; [2]

Я понимаю, что здесь требуется: расщепить позицию автора,

распределить ее по материалам. В итоге авторство лишь еще более

возвеличится, его рискованность будет граничить с возвышенным.

Потому давайте перекомпонуем всякое авторство в форме смещения,

чтобы взяться за задачу переизобретения мира. Солидарность

в несходстве навеки! приобретем же весь мир!

XXXIII

Язык, их подводит
язык
Они не знают слов
либо им недостает
смелости их использовать. [11]

Когда пребываешь в покое, не можешь постичь движение.

XXXIV

I. Лидерство сменяется империей; империя порождает
высокомерие; высокомерие приближает крах. [37]

Кто это понимает, совершает фатальную ошибку: для них не

существует понимания второго порядка.

XXXV

Тема,
какой она может оказаться: спящая, неузнанная –
цельная, одна
на ветру, который не трогает остальных – [18–19]

Письмо предусматривает неизбежное расщепление порядка. В

регулярности строк письмо разъединяет все, что соединяет, всего с

одной оговоркой: одно должно следовать за другим. Сам акт письма

объявляет о начале отрезка времени точно так же, как объявляется

начало любого другого временного отрезка. Но не любой объявленный

отрезок времени может продолжиться на письме. Оно и записывает, и

не записывает день.

XXXVI

(Какой общий язык предстоит распутать? [7]

Горизонт языка разворачивается из комплексности, в которую мы

встроены. Но по чьей воле он таким образом разворачивается? Того, кто

сперва принимает решение выйти из нее, отыскать альтернативу

нашей комплексности в языке. И вот, стоя извне, он пытается

упорядочить эту комплексность, следуя своему решению. Действуя так,

он определяет свойства языка – языка не естественного. Вот, я подаю

тебе один кирпичик – возьми его как слово, как основу для языка из

800 кирпичиков. Ошибка за ошибкой, так создается новый язык из

кирпичиков.

XXXVII