От «Черной горы» до «Языкового письма». Антология новейшей поэзии США

Это

китчевая смесь байопика об историческом лице с низкопробнойдетективной комедией, лишь добавляющей убедительности нашим фантазмам.

После 3‐й серии я

говорю: «Спокойной ночи, Лу Саломе». Она говорит: «Такты думаешь, я – Лу Саломе?» «Конечно, – говорю я, – ты загадочна».

Каждый

из графиков, используемых потоковыми медиа,разоблачает, срывает маски, – они идут целыми сериями.

На фоне мертвых скоплений вещи заявляют о себе

и, погружаясьв оцепенение, исчезают, – должно быть, в этом смысл «Орфея».

Что

же я потерял среди этих коробок – помеченных, заполненных моимсодержимым, в дальнем конце склада с невзрачными предметами на полках.

В другой

секции хранится собрание критической теории, в том числеАдорно и Беньямин, а также несколько литературных журналов помоднее.

Накатывает отчаяние, и новые условия работы в чрезвычайных условиях,

возможно, никогда не позволят вернуть то, что нам принадлежало.

Под налетом цивилизации проступают животные в миметических костюмах,

ублажающие себя извращениями и страстями гнусного свойства.

IX

Даже если нас

отделяет дистанция… Это возможность писать,излагать мысли на бумаге, выстраивать идеи во благо…

Мелкий чиновник, сместивший меня

с должности, которая мне нравилась,по приказу сверху, раз уж все нарративы должны регулироваться.

По неразумию ты

отождествляешь себя с источниками анестезии,что защищают нас, скрывая опасные последствия, что их окружают.

Мы

лишены не только способности прогнозировать, моделироватьхронологические ряды, нам не под силу даже элементарный контент-анализ.

Вот

показатели: они искажены и нерепрезентативны; ни контрольных групп,ни размеров выборки; ошибочных результатов тестирования предостаточно.

Из-за нехватки данных коэффициент неведения со временем растет;

характеристика события расходится с нашими ожиданиями.

Так что их

горизонты сливаются, как и ожидалось, с Лиссабонскимземлетрясением, испанским гриппом, лесными пожарами в Австралии.

«Мое

одиночество началось около 1937 года. Друзья уехали, и письмак ним не доходили. Мои вещи больше не выставлялись и не публиковались.

Каждый

был под подозрением. Мы прекратили всякое общение. Языкбыл забыт; искусство зачахло. Малейшее вдохновение вызывало тревогу».

X