От Феллини до Иньярриту. Сборник кинорецензий

Но справедливости ради, скажу, в фильме есть немало ярких ролей: Михаил Ефремов оживлял каждую сцену, в таком амплуа он на своем месте, правда, я и не знаю у него слабых ролей. И девочка, чудо-ребенок, которая играла Асю, и, конечно, Анна Чиповская, есть что-то в ней ливтайлеровское и одрихепберновское, и свое уникальное – личность, и красавица. Она одна может украсить собой целый фильм. Дива. Еще были не главные, но очень запоминающиеся роли – у Яны и у Светланы Колпаковой. Они сделаны очень честно. И еще милая музыка, даже хочется смело предположить, что К. Меладзе не должен писать ничего для тех пошлых ВИА с дурным вкусом. Не должен. И точка. Он не пропадет, пока в моде ретро. С таким-то талантом! В третьих… наверно, все-таки режиссер. Да, режиссер мастеровит, хоть не рискует и не создает ничего нового совершенно. Но, может быть, через двадцать лет?

В качестве бесполезного комментария, по мне – лучше бы смотрелся двухсерийный фильм, а так вышло во многом затянуто, и сложно. Не гнались бы за сериальным рублем, было бы искусство. А пока только так.

Я существую, и мне хорошо (к фильму «Белые ночи Алексея Тряпицына», Андрона Кончаловского) Белые ночи почтальона Алексея Тряпицына (2014)

Даже пятилетние дети знают, что картошку в этих краях копают в сентябре, когда уже в восемь вечера выколи глаз; тут зрителю сразу нужно включать фантазию, чтоб сообразить, не месяц май, так почему же ночи белые…

И вот, медленное начало, совсем без музыки, нам намекают – будет невесело. Покосившиеся домики, унылый быт, на герое спецодежда на все случаи под звуки «Модного приговора» – и все провалено.

Некоторым кажется, что люди в провинции так и живут – печка, ведра, пьяный сосед, безнадега… А у них есть природа, они вместе с природой просыпаются и ложатся спать, и никогда не променяют это на городские «коврижки». Но как странно выходит, природа у Кончаловского, она почти не показана, она плоская, запыленная. Краски мрачные, много серо-свинцового. Нет ни восторга, ни восхищения, нет рассветов, все больше какой-то туман и мрак. И это режиссер объявляет настроение. Главного героя – почтальона унижет ни кто-нибудь, а именно режиссер: его ведут от сцены к сцене постоянно притесняя в нем, уж простите за пафос, человека – и начальница груба, и генерал не пожелал встретится, и соседи не упустят случая украсть, что плохо лежит, да побить его ногами, а потом еще и любовь уехала – все одно к одному.

Все бы ничего, как вдруг в бытийном повествовании появляется она – космическая ракета. Да еще дважды. Для задумчивого зрителя все кончилось вмиг, – вот она – грубая идеология, с трудом скрываемая русофобия. Одно лишь напоминание об этих знаках обрекает историю на провал. Мы же знаем, что знак убивает образ. Видимо, это плохое кино.

Печально, что режиссер с трудом, словно сквозь туман, осознает, зачем он снимает кино. Есть такое чувство. В очередной раз назвать русских убогими, раскрасив всеми оттенками серого эту безнадегу, чтобы затем вернутся на свою рублевскую или тосканскую виллу (о, да, у вас есть выбор), вернуться к ванильным деликатесам, разложенным среди атрибутов удачной жизни. Кто-то добывает нефть в регионах, а тут вот – автор прекрасного почтальона живет. Нет, этот акт не освобождает, не открывает новую страницу, не делает никого лучше и даже никого не убивает, что тоже могло бы быть выходом. Стерильное кино, признание в собственном бессилии, и оно обречено быть простым негодованием (Ницше сказал, это лишь скрытая месть), оно не может дать человеку ничуть надежды, не способно, увы. Ведь чтобы одаривать, требуется великодушие, чтобы любить, нужно уметь наслаждаться. И то, и другое здесь вообще отсутствуют – вот почему это плохое кино. Кино про человека, у которого украли лодочный мотор, как бы сказал Антониони. В конечном итоге снова все ограничено количеством таланта.

Я тоже родилась и выросла в этих краях, хотя на самом деле, это ничего и не значит, поскольку у нас только Москва разнообразна, а русская провинция сама по себе довольно одинакова. И у меня есть представление об этом и чувства к своей малой родине. Там суровая природа, но все равно яркая и насыщенная, и небо пронзительно голубое, а под хорошую музыку оно так радостно звенит, что не передать. Мне тоже известно про заброшенные школы, больницы, воровство и прочие безобразия, которые тянутся, как дурной сон уже двадцать пять лет. Но если речь идет о кино – готовы ли вы, как режиссер, отойти от штампов ради искусства? Готовы ли вы не тратить судьбу художника на внешнюю борьбу с социальным уставом, который всегда был, есть и будет сама несправедливость, при том, что сами вы от этого получаете ощутимые выгоды. И разве вам не знакомо это чувство, оно обычно приходит в одиночестве, например, в северном лесу – я существую, поэтому мне хорошо, а не мне хорошо, и потому я существую. Наоборот, понимаете? Все ровно наоборот.