От глупости и смерти

– Садитись, – велел Луис и вернулся в коридор. Я пошел посмотреть, куда он делся, но коридор заканчивался филенчатой дверью напротив точно такой же, ведущей в приемную. Три двери, уютная комната, тишина. Из-за обогревателя очень жарко, и воздух затхлый; снаружи светило весеннее солнце, но в комнате не было окон – только три настольные лампы, которые пытались убедить нас, что дня и ночи не существует.

Я сел на диван напротив телевизора, Дженни наклонилась ко мне.

– Волнуешься?

– Нет, – ответил я, – не мне ж оперироваться.

Она насупилась и отодвинулась.

Руни снова странно на меня посмотрела.

Мы прождали сорок пять минут; Луис то и дело выскакивал из-за двери и снова исчезал, как переключатель в музыкальном автомате. Я начал слегка беситься от скуки. По телику показали старый сериал «Линейка», только здесь название поменяли на «Бит Сан-Франциско» – интересно, сколько лет Уорнер Андерсон и Том Тилли уже снимаются. Потом начался еще один древний сериал, «Янси Дерринджер», и мне пришлось смотреть, как офицер-северянин, затаивший зло на благородного джентльмена-южанина, организует его безвременную кончину посредством расстрела. Я уже собирался заткнуть уши и высморкать свой мозг через ноздри, но тут вошла медсестра в белом и поманила блондинку. Они скрылись за дверью. Трусишка с побитым видом таращился в телик. «Янси Дерринджер» канул в небытие, и начался какой-то фильм с Томом Нилом (без усов), Эвелин Кейс и Брюсом Бернеттом – что-то про офицерское училище во время Второй мировой. Нудятина страшная, но Эвелин Кейс ничего. Я зевнул, наверно, раз восемьдесят. Луис еще несколько раз изобразил чертика из табакерки, а потом медсестра наконец вернулась.

– Мис…Идем позалста… – Она поманила Дженни.

Дженни нехотя встала, сжимая в руках сумочку с четырьмя сотенными банкнотами. Она слабо улыбнулась нам, а мы улыбнулись в ответ, скорее от скуки и одурения, чем сочувственно. К этому моменту мои сомнения насчет квалификации Доброго Доктора рассеялись: простой мясник таких денег не заработает. Сарафанное радио работает в этих случаях не хуже, чем в сфере легальных услуг. Вскоре после ухода Дженни я встал и выключил обогреватель. Без усов Тому Нилу было лучше.

Изнутри этот кошмар выглядит так.

Кабинет доктора. Современный письменный стол, офисный стул, обычный стул напротив. Радио. Телефон, с которого сняли диск. Совершенно голые стены. Доктор Квинтано – немного за тридцать, привлекательный, сероглазый, бесстрастный.

– Это ваша первая беременность? – отличный английский без малейшего акцента. – Когда была последняя менструация? Как вы себя чувствуете? – Потом он уходит. Она ждет; проходит двадцать минут; доктор возвращается, берет со стола какие-то бумаги, снова уходит. Она ждет; проходит двадцать минут; никто не появляется, до нее не доносится ни звука; она сидит выпрямившись, покрывается липким потом, ей жарко, она устала, у нее болит голова. Возвращается медсестра, она ее спрашивает:

– Вы Нэнси?

Медсестра, не отвечая, показывает жестом: идите наверх. Наверху, у лестницы, ждет другая медсестра и сразу отправляет ее в ванную. Ванная просто чудесная, с медными кранами в виде львов с открытой пастью, дельфинов и чаек. Дальше нужно раздеться, надеть больничную рубашку, завязать тесемки. Затем по коридору в смотровую. Она ложится на стол, над головой лампа, от яркого света болят глаза. Проходит двадцать минут. Возвращается медсестра – смуглая, спокойная, деловитая, молчаливая. За ней входит Квинтано и спрашивает про деньги. Она отдает ему четыре хрустящие банкноты. Он берет деньги и уходит. Снова возвращается, снимает с нее трусики, кладет руку ей на живот.

– У вас слишком напряжены мышцы живота, – говорит он. – Сходите в туалет, помочитесь, расслабьтесь.

Она идет в туалет, возвращается, еще попытка.

– Вам предстоит выскабливание, это очень простая операция, она займет минут десять. Но сначала я должен обследовать вас, не пугайтесь.

Доктор уходит, снова заходит медсестра, приглашает ее в другую комнату. В коридорах пусто, не слышно ни звука. В другой комнате она снова ложится на смотровой стол. Квинтано возвращается, теперь в перчатках. Внутреннее гинекологическое обследование – очень осторожное, очень бережное. Она так и не сняла туфли. Квинтано снова уходит. Медсестра говорит:

– Расслабьтесь, он счас придет.

Проходит тридцать пять минут. Медсестра уходит, возвращается, привязывает ее ноги к подставкам операционного стола полосками белой ткани; пятки упираются в подставки, неудобная поза. Квинтано нависает над столом.

– Я хочу спать во время операции.

– Это зависит от вас.

– Как это?

– Вам нужно дышать ровно и расслабиться.

– Я не смогу расслабиться без наркоза.

– Вам нужна эта операция?

Возникает пауза, долгая, невыносимо длинная пауза, страх, путаные мысли, она колеблется, дрожит, не может решиться: может, бежать? Нет, я должна это сделать!

– Ладно. Давайте.