От Голливуда до Белого дома

У меня было два дня, чтобы подготовиться к встрече, но не было ни бумаги, ни карандашей, ни идей. Я купил бумагу в магазине и сел, уставившись на воду. Полная пустота. Ну почему у меня всегда так? Почему мне приходится доставать кроликов из шляпы под огнем, в экстремальных условиях? Это происходило с самого начала моей карьеры, с тех пор, когда в 1940-м мне за одну ночь пришлось нарисовать все эскизы для Paramount. Воспоминания о Paramount и моей работе в кино пришлись как нельзя кстати и задали моим мыслям нужное направление.

Я подумал: Олег, ты должен работать как для звезды. Забудь о рынке, о продажах и о себестоимости. Ты должен забыть обо всем, чем жил последние десять лет, и вернуться к истокам. Думай о женщине и о ее роли. Все остальное не имеет значения, думай только о Джеки. Ты знаешь ее вкус лучше, чем твои конкуренты. Ты знаешь людей, с которыми она общается, и что она предпочитает носить. Думай о Джеки и о том, что она хотела бы надеть на чаепитие с премьер-министром Индии, или на официальный правительственный обед… или на саму церемонию инаугурации. И в процессе рассуждений я понял, что пришло время отбросить скромность. Почему бы не замахнуться на весь ее гардероб? Если я так уверен, что справлюсь с этой работой лучше любого другого, почему бы не убедить в этом и ее?

Я уверял себя, что в этом и состояло мое жизненное предназначение, к этой великой возможности я готовился долгие годы. Все фрагменты мозаики наконец сложились, даже те, которые имели символический смысл. Я родился, чтобы служить при дворе; это веками было в генах семей Кассини и Лоевских. Администрация Кеннеди, покровительствовавшая художникам, интеллектуалам, артистам, светским людям, представляла собой наиболее близкую для Америки — по крайней мере, при моей жизни — версию королевского двора. Я буду презентовать себя не как какого-нибудь портного с булавками во рту, а в стиле Артура Кассини — как придворного, выполняющего важную миссию. Мой социальный статус вполне годился для этой роли. Я уже был дизайнером-драчуном, дизайнером-авантюристом. Почему бы мне не стать дизайнером-придворным?

Оставалось только убедить в этом Джеки Кеннеди.

На обратном пути из Нассау мне в голову пришло несколько хороших идей — у меня всегда случаются творческие озарения во время путешествий. И пока я думал о Джеки, я вспоминал о моих отношениях с семьей Кеннеди за прошедшие годы.

Все началось с разногласий. Сразу после войны, когда Игорь только начинал работать под псевдонимом Чолли Никербокер, он написал что-то обидное о Джо Кеннеди. Тот немедленно позвонил Уильяму Рэндольфу Хёрсту и потребовал уволить этого выскочку. «Я своего колумниста увольнять не буду, — по слухам, ответил Хёрст, — потому что он делает именно то, за что я ему плачу. Это молодой человек, и работать он будет долго. Почему бы вам не свыкнуться с этой мыслью? Познакомьтесь с ним, пригласите выпить». Джо Кеннеди так и поступил, и они с Игорем стали хорошими приятелями. Их объединял общий интерес к гольфу (они и меня в мои сорок шесть лет пристрастили к этой игре), они были соседями в Палм-Бич. Родители жены Игоря, Райтсмены, жили неподалеку от Кеннеди.

Я восхищался Джо Кеннеди. Человек он был сложный и нажил немало врагов, но при этом обладал неотразимым обаянием. Лукавые глаза смотрели сквозь стекла очков в круглой роговой оправе, придававших ему сходство с совой, на губах играла понимающая улыбка, смягчающая его жесткую манеру общения. От него исходило ощущение силы и уверенности; этот человек был полон жизненной энергии и после семидесяти (вплоть до парализовавшего его в 1961 году инсульта). Он говорил то, что думает, и делил людей на две категории: те, которые ему нравятся, и все остальные. Но, безусловно, он был слишком умен, чтобы возводить такое поведение в принцип. Мне нравилось слушать его рассуждения о политике, бизнесе, да о чем угодно, а ему нравилось иметь внимательную аудиторию. Мы с ним сблизились, когда он решил уйти в тень, чтобы все внимание сосредоточилось на его сыне Джеке. Но у харизматичного Джо был свой собственный круг поклонников, практически салон, где он царил, — в его любимом ресторане La Caravelle в Нью-Йорке.

Нас с Джо Кеннеди объединял интерес к красивым женщинам. Он любил о них поговорить, обсудить их достоинства. Мы сравнивали наши голливудские и нью-йоркские впечатления — у нас было много общих знакомых.