К сожалению, Монтель, как настоящий профессионал, сразу поняла, что я понятия не имел о сегменте прет-а-порте в Америке. Они с мужем много лет занимались продажей готового платья (это было еще до открытия успешной линии косметики этой марки), и она точно знала, что ей было нужно. Он посмотрела на мои эскизы и сказала: «Все это очень хорошо, но что вы умеете в сфере прет-а-порте? Вы можете драпировать? Можете подготовить вещи к примерке? Потому что мне нужен человек, который создаст модели по эскизам, которые я присылаю из Парижа».
То, что в моих услугах она не нуждалась, стало ясно буквально через несколько минут, но Жермен Монтель уделила мне час своего времени — возможно, из уважения к Рою, а потом отослала с напутствием: «Вы хороший дизайнер, но у вас совсем нет опыта. Вы ничего не знаете ни о Седьмой авеню, ни о коллекциях для массового производства. Вам не хватает практики, но у меня сейчас нет времени вас обучать».
Разумеется, она была права. Я тогда не понимал, что в Америке дизайнеры в основном продают свои модели крупным магазинам, таким как «Сакс», а не индивидуальным клиентам. Так что с этим местом работы у меня ничего не вышло.
Следующая встреча была назначена в здании напротив, в фирме Джо Коупленд, довольно известной в то время. Со мной беседовали сама мисс Коупленд и совладелица фирмы, мисс Садофски. Видимо, мистер Рой рассказал им обо мне много хорошего, потому что их вопросы носили весьма поверхностный характер. Позже я понял, почему это было так. Они решили, что я был «близким другом» мистера Роя, и посчитали дальновидным взять на работу молодого дизайнера, столь тесно связанного с главным закупщиком. И не так уж важно, получится ли у меня коллекция.
Они сразу же заявили, что я им подхожу, и предложили хорошие деньги — 100 долларов в неделю. Мне показали пустую комнату, где должна была разместиться моя студия. Мисс Коупленд, красивая, элегантная, сдержанная дама, сказала мне: «Начинайте со следующего понедельника. Я на некоторое время уезжаю в Нассау[57]
, а вы осваивайтесь и приступайте к работе».Я тут же помчался к мистеру Рою, от души его поблагодарил, а потом послал триумфальную телеграмму родным: «Огромный успех. Пожалуйста, приезжайте».
Вскоре я покинул гостиницу
Следующие три недели я рисовал эскизы с девяти до пяти. И это было единственным моим занятием. Мне не показали ни куска ткани, я не видел других сотрудников. Я вообще не понимал, чего от меня ждут, так что продолжал рисовать.
Наконец, мисс Коупленд вернулась из Нассау. Она посмотрела мои эскизы, но никак их не прокомментировала, а я остался в недоумении: что же тут происходит? Я ни разу не встречался с закупщиком тканей или с другими ассистентами владелицы фирмы, не присутствовал на примерках. Прошло еще несколько недель. Коллекция была готова, но мне ее даже не показали.
Зато ее показали мистеру Рою, и она ему не очень понравилась. «А где здесь модели Кассини?» — спросил он. Они сказали, что я появился слишком поздно, использовать мои модели они уже не успевали, и меня готовят к созданию следующей коллекции.
Я ничего об этом не знал, пока не настал день поступления заказов от «Сакса», и, по иронии судьбы, именно в этот день Игорь должен был прибыть из Италии. Общая сумма заказа была так мала, что стала настоящей катастрофой и для мисс Коупленд, и для меня. Они с мисс Садофски вызвали меня и сказали: «Сожалеем, но мы больше не нуждаемся в ваших услугах».
Сначала я подумал, что ослышался. «Но, — залепетал я, — вы бы могли дать мне шанс проявить себя».
Нет, они не могли. Бизнес переживал не лучшие времена (особенно после ничтожного заказа от «Сакса»). Они об этом сожалели. Я был потрясен, и, хотя всеми силами старался не показать разочарования и сохранять достоинство, внутри у меня все заледенело. Я мечтал встретить Жижи триумфатором, но мои надежды обратились в прах.
Я немедленно отправился к мистеру Рою, которого эта новость тоже ошеломила. «Как они могли вас уволить? — спросил он. — Ведь вы ничего еще для них не сделали». И добавил: «Не волнуйтесь. Я устрою вам встречи с другими людьми». Но приязни в его голосе явно поубавилось. Он пока еще держался дружелюбно, но было видно, что он думает: