От Голливуда до Белого дома

«Хм, — протянул я, — мне больше не хочется быть игрушкой в чужих руках и молча страдать. Если нужно будет время на раздумье, то отныне только потому, что это я захочу взять паузу. Если мы возобновим наши отношения, то тебе придется согласиться с моими условиями. Ты больше не будешь ни с кем, кроме меня, встречаться, даже если это организованные ради рекламы свидания. Ты должна уважать мои желания. Я встречусь с твоими родителями, но только тогда, когда буду к этому готов». И я продолжал дальше в том же роде, озвучивая все новые пункты нашего договора. Наверняка они показались Джин диктаторскими, но не вызвали отторжения, потому что мы снова начали встречаться и уже не расставались.

^{Молодые и влюбленные}

Чем лучше мы друг друга узнавали, тем больше менялась моя роль в этом союзе. Я стал ее защитником и, до некоторой степени, ее нянькой.

Джин жила в состоянии постоянного стресса. Внешне она казалась намного более спокойной и собранной, чем была на самом деле. Но разлад в семье, стресс от работы, стресс от того, что она стала звездой в таком юном возрасте, — все это не могло пройти даром. Не думаю, что я тогда осознавал глубину проблем, которые позже приведут ее к нервному срыву. Да, у нее часто менялось настроение, ей не хватало уверенности в себе — но я и сам от этого страдал. В этом мы с ней были похожи.

Той весной, во время съемок фильма «Белль Старр», у Джин началась странная болезнь, ангионевротический отек, сильнейшая крапивница, считавшаяся формой аллергии. Без всякой видимой причины ее веки вдруг воспалялись и опухали так, что глаза превращались в узенькие щелочки. Понятно, что в таком виде она сниматься не могла. Студия призвала на помощь целую армию врачей-аллергологов. Один сделал Джин укол адреналина, другой сказал Дэррилу Зануку, что это хроническое заболевание и оно никогда не пройдет. Начались разговоры о том, чтобы взять другую актрису на ее роль или даже вообще разорвать с ней студийный контракт. Я старался утешить Джин, как мог, а потом предпринял конкретные шаги.

Мне казалось, что причина ее болезни в авитаминозе и, возможно, в пищевой аллергии. В ее организме скопилось слишком много токсинов. Я предложил ей более здоровую диету с упором на свежие фрукты и овощи. Не знаю, сработал ли предложенный мной режим питания или моя постоянная поддержка — я говорил Джин, что она красавица, даже когда ее веки напоминали сырые котлеты, — но через шесть дней у нее все полностью прошло, и картину досняли.

И снова, за ужинами при свечах в маленьких ресторанчиках мы стали говорить о том, чтобы пожениться. Джин поняла, что может на меня положиться, ведь я был ей поддержкой в трудный период. Наша эмоциональная привязанность друг к другу выросла за это время; стало ясно, что все случившееся с нами в новогоднюю ночь было глубже, чем внезапный порыв страсти. А еще Джин осознала, что ее родители никогда не одобрят наш брак. И мы вновь решили сбежать и пожениться тайком. Спланировать это было не так уж сложно: Джин собиралась сказать матери, что едет на студию на примерку, а на самом деле мы полетим в Лас-Вегас и там поженимся. «Я попрошу Бентли договориться с мировым судьей», — сказала она, имея в виду Бентли Райана, своего адвоката. Это оказалось ошибкой, но не роковой.

Мы улетели в Лас-Вегас 1 июня 1941 года. Первая часть нашего плана сработала идеально; мы путешествовали инкогнито, я зарегистрировался под именем Олег Лоевский, а она — Белль Старр. Не знаю, от избытка ли чувств или от напряжения, но меня страшно укачало в самолете. Я пытался скрыть это от Джин, а сам был желтым, как лимон.

Между тем обе наши студии, которым все выболтал Бентли Райан, отчаянно пытались нас разыскать. С Paramount мне прислали домой телеграмму, требующую срочно прибыть на студию. Вернувшись на следующий день, я это сделал и узнал, что меня уволили. Уверен, что наш побег имел к этому непосредственное отношение, хотя в качестве официальной причины называлось мое чрезмерное увлечение ночной жизнью в ущерб служебным обязанностям. Наверняка Дэррил Занук, возглавлявший Twentieth Century-Fox, потребовал моей головы от Генри Гинзбурга. Похитить чужую звезду считалось в те годы серьезным преступлением, и боссы соперничающих студий держали круговую оборону в этом вопросе. Думаю, что после нашей встречи поздним вечером в дверях дома Пэт Дейн мистер Гинзбург с удовольствием принес меня в жертву.