От Голливуда до Белого дома

За столом он посадил меня рядом с Эллен Дрю. Я находил ее очаровательной и при других обстоятельствах радовался бы такому соседству, но только не в тот вечер. Меня перехитрили. Я был в такой ярости, что едва мог говорить, но постепенно взял себя в руки и сказал себе: Я должен его обставить. Конечно, он повел себя по-умному, но такие вещи за обедом не решаются. Сражение будет долгим. Надо заново продумать свою стратегию, и мы еще посмотрим, кто кого.

И через стол я начал обмениваться с Джин понимающими взглядами, словно говорившими: Как мы умудрились в это ввязаться? Постепенно я вновь обрел самообладание и начал отчаянно флиртовать с Эллен Дрю, потому что не мог позволить себе выглядеть расстроенным — это стало бы слишком большим подарком Хакиму. В этом состязании я был настроен только на победу. Я убедительно играл свою роль, и окружающие решили, что я влюблен в Эллен Дрю. Но я готовился нанести ответный удар.

После обеда я подошел к Джин и сказал: «Через двадцать минут поднимись на второй этаж, как будто идешь в дамскую комнату, а сама спускайся вниз по задней лестнице и жди меня на улице».

«Разве так можно? — спросила она. — Это очень невежливо».

«Доверься мне», — сказал я.

Хаким все время мешал нашим планам и вился вокруг, как надоедливый комар, но все сработало. Мы отправились в «Чирос», и там на танцполе с нами произошло что-то невероятное. Волшебство, иначе и не назовешь. Вот об этом я мечтал всю жизнь: coup de foudre, удар молнии. Джин словно светилась изнутри — самая прекрасная девушка в мире, сказочная принцесса; и мы скользили по паркету в окружении блистательных, нарядных людей. Я мечтал, чтобы эти мгновения длились вечно, я был околдован, и, кажется, она тоже поддалась этим чарам.

Но моя битва с Хакимом была еще не окончена. Вскоре он появился в «Чирос» с Эллен Дрю, по-прежнему невозмутимый, по-прежнему улыбающийся, и сказал: «О, как предусмотрительно, что вы пришли заранее и зарезервировали для нас столик». После чего он пошел танцевать с Джин.

Но это был жест отчаяния, не более того. Хаким знал, что я выиграл, и выиграл по-крупному. Через некоторое время я предложил Джин: «Давай прокатимся на машине и поговорим».

Мы покинули клуб, и поездка наша закончилась в моем домике на Чероки-лейн, который она сочла очаровательным. Мы оба без лишних слов понимали, что между нами происходит что-то очень важное. Позже мы опять отправились в клуб, который был открыт всю ночь, и протанцевали до девяти утра. А потом, все еще в вечерних нарядах, мы позавтракали и продолжили наш разговор.

В какой-то момент, скорее всего за завтраком, мы решили от всех сбежать и тайком пожениться. Я влюбился в нее по уши. Возможно, это был первый и единственный раз в моей жизни, когда меня полностью захлестнули чувства, и я капитулировал под их напором. Она была так хороша собой, что я утратил всякий контроль над ситуацией и поддался романтическому порыву. Казалось, Джин тоже потеряла голову… но ей было всего девятнадцать. Все же с ее стороны это не было обычным безрассудством молодости. Даже тогда, в самом начале наших отношений, между нами царило полное взаимопонимание, которое потом выросло в настоящую любовь.

Думаю, она видела во мне взрослого, опытного мужчину, который будет защищать и оберегать ее в голливудских джунглях. В любви ведь так много зависит от интуиции. И в то утро она нам подсказала, что мы созданы друг для друга.

За завтраком мы делились друг с другом историями из своей жизни. Я рассказал ей о своих корнях, о себе — и хорошее, и плохое. К концу завтрака она уже знала о моей семье и о браке с Мерри Фарни. К концу завтрака я уже знал, что нам нужно немедленно пожениться, а иначе повторится история с Донниной Теплиц. Джин происходила из семьи со строгими правилами, и она очень уважала своих родителей. Отец ее был серьезным человеком, президентом страховой компании в Нью-Йорке, и он управлял финансами Джин через корпорацию «Белль-Тир»; мать, Белль Тирни, переехала с дочерью в Голливуд, чтобы не оставлять ее одну. Они жили в маленьком домике на Дохени-драйв. Сестра Джин, по ее словам, была «самой красивой», брат — «самым умным», отец — «самым талантливым бизнесменом». Словом, хорошая девочка из хорошей семьи.

«И как ты думаешь они на меня отреагируют?» — спросил я.

«Я думаю, в тебе нет ничего такого, что могло бы им не понравиться, разве что отсутствие денег. Но ты ведь работаешь, и за это они будут тебя уважать».

Но я-то знал, что так не получится. А что бы я сам сделал, если бы был отцом восходящей звезды Голливуда? Что бы я сделал, если бы она объявила мне, что собирается замуж за «распутного графа», который меньше года назад был замешан в грязном бракоразводном процессе? У меня было четкое ощущение, что если я немедленно не поведу Джин к алтарю, то потеряю ее из-за неприятия семьи.