От Голливуда до Белого дома

Тогда я позвонил Старку и упрекнул его: «Ты же мой агент…»

«Я был так рад, что забыл об этом», — ответил он.

Теперь мы ничего не могли поделать. Я отчаянно боролся за упоминание в титрах фильма «Мне нужны крылья», но ничего не получилось… и это, я думаю, стало началом моего конца на студии Paramount.

В те дни на студии все, включая Ричардсона, пребывали во взвинченном состоянии, потому что Paramount только что возглавил Генри Гинзбург. Он считался жестким руководителем, той самой новой метлой, которая чисто метет. И я, конечно, в своей неподражаемой дурацкой манере, встал на пути этого урагана.

Конфликт произошел из-за девушки по имени Пэт Дейн. Она была яркой брюнеткой с потрясающими глазами и очень белой кожей, ужасно танцевала и ругалась как сапожник. Очень забавная. Все плейбои Голливуда мечтали ее заполучить. После теннисного матча в доме Артура Лайонса, агента Джека Бенни, мне удалось назначить ей свидание. Пэт Дейн сказала мне: «Поужинать с вами я не могу, но мы можем встретиться позже».

Преисполненный ликования, в назначенное время я пришел по адресу, который она мне дала, и позвонил в дверь. Никто не ответил. Я позвонил еще несколько раз… и кто бы вы думали мне открыл?

«Да?» — властно спросил меня Генри Гинзбург.

«Это дом… о, наверное, я ошибся адресом», — пролепетал я, отступая.

«Да, вы ошиблись, — сказал он. — Хочу дать вам один совет, Кассини. Для человека, только начавшего делать карьеру, вы слишком часто становитесь героем газетной хроники, и о вас слишком много говорят. Как это вообще возможно — развлекаться каждый вечер и работать с полной отдачей на студии днем?»

«Энергия, сэр, — ответил я. — Все дело в моем уровне энергии».

Одним из моих хороших приятелей в то время был английский актер Ричард Грин, который снялся во многих фильмах, а позже сыграл Робина Гуда на телевидении. Он встречался с популярной актрисой, тоже англичанкой, Вирджинией Филд. Как-то в теннисном клубе Вест-Сайд он сказал мне: «Послушай, старик, я уезжаю в Англию. Мне кажется, у вас с Вирджинией может что-то получиться. Позвони ей, я тебя благословляю».

И я позвонил. «Может быть, поужинаем сегодня вместе? — спросил я ее. — Будем не праздновать, а оплакивать отъезд нашего общего друга».

В результате мы все-таки праздновали. Мы танцевали, пили шампанское и часами обсуждали замысловатые обряды православной церкви. На ее лице я заметил маленькую болячку; два или три дня спустя такая же появилась и у меня. После бритья она увеличилась в размерах, и через неделю вся левая половина моего лица выглядела так, словно ее рвали когтями дикие звери. Я побежал к врачу, и он сказал мне, что это импетиго[89]: «Очень заразно, но не опасно. Не закрывайте ничем ранки, нужно, чтобы они дышали».

Я не мог позволить себе последовать его совету, потому что постоянно был на людях. Мы все еще встречались с Бетти Грейбл и танцевали в «Чирос» (хорошо еще, что на моей правой щеке, обращенной к партнерше, следов болезни не было). Я обмотал лицо бинтом и сказал Бетти, что получил травму. Мне казалось, что она мне поверила, пока в один прекрасный день я не позвонил ей перед свиданием, чтобы спросить, куда за ней подъехать.

«Не надо никуда за мной подъезжать», — сказала она.

«Но почему?»

«Я не хочу это с тобой обсуждать. Между нами все кончено».

«Все кончено? Ты меня просто огорошила. Почему между нами все кончено?»

«Я не хочу это обсуждать. До свидания», — сказала она и повесила трубку.

Я не понимал, что происходит. Нельзя сказать, что мною овладело отчаяние, но я был встревожен. Я пытался пару раз перезвонить ей, но она даже не подходила к телефону. Только через несколько лет я узнал, в чем было дело. Во всем оказался виноват мой приятель, актер Виктор Мэтьюр.

Он тогда только начинал свою карьеру и искал девушку, свидания с которой стали бы ему хорошей рекламой. Поскольку он должен был вскоре сниматься в картине вместе с Грейбл, то решил, что она идеально подходит на эту роль. Он позвонил ей и сказал: «Мне нужно серьезно с тобой поговорить. Это может спасти тебе жизнь».

Бетти пригласила его к себе домой, и Виктор сообщил ей: «Ты встречаешься с тяжелобольным человеком. Видела бинт у Олега на лице?» Бетти печально кивнула. «Это сифилис, — со значением произнес Мэтьюр. — У них это семейное. Вся Европа знает, что Кассини больны сифилисом».

Вот почему мне дали отставку. Этот придурок сам мне во всем признался, когда мы вместе служили во время войны в береговой охране. Но, честно говоря, завершение нашего с Грейбл «романа» меня не слишком огорчало. Столько других событий происходило тогда в жизни! У меня появилось много новых друзей, особенно среди иностранцев, например пять братьев-египтян по фамилии Хаким, которые продюсировали фильмы в Голливуде и по всему миру. Особенно мне был симпатичен Рэймонд Хаким, высокий интересный мужчина, которому нравился тот же тип женщин, что и мне. Мы ездили знакомиться с ними на ипподром в Санта-Анита. Третьим в нашей компании часто был наездник Роджер Вэлми по кличке Френчи.