От Голливуда до Белого дома

Важное значение придавалось съемке крупным планом, а это значило, что чаще всего в кадре была видна только верхняя половина тела актрисы. Поэтому нужно было сосредоточиться на одежде от талии и выше и не тратить время на изобретение элегантной сложносочиненной юбки. Единственным исключением из этого правила была Кэтрин Хепберн: ее снимали в полный рост больше, чем любую другую звезду той эпохи, потому что она сама на этом настаивала. Хорошо, что ее костюмы создавал Адриан[85], голливудский дизайнер, чьим творчеством я больше всего восхищался. Пожалуй, он был единственным представителем нашей профессии, который мог заставить режиссера принять его трактовку образа (Эдит Хед могла бы стать столь же влиятельной фигурой, но она была дипломатом и предпочитала уступать).

А самой сложной частью нашей работы была именно дипломатия, необходимость ублажать огромное количество людей. Продюсер, режиссер, звезда, оператор, личный костюмер звезды, ее парикмахер (а им всегда было что сказать), агент звезды или ее любовник, президент студии — список можно продолжать бесконечно. У большинства этих людей не было чувства стиля, в том числе у звезд. Новое платье заставляло актрис нервничать и суетиться, ожидая одобрения своих парикмахеров и прочего обслуживающего персонала, и тут не помогало даже наше с ней достигнутое взаимопонимание. Ледяное молчание или, того хуже, ехидная шутка — такая реакция могла стать роковой для дизайнера. Поэтому на студии я был исключительно любезен со всеми, особенно с парикмахерами.

Первым серьезным продюсером, чье расположение мне удалось завоевать, стал Артур Хорнблоу, образованный и воспитанный человек, который не смотрел на меня как на какого-то злонамеренного иностранца. На моем счету была одна мало запоминающаяся комедия из жизни студентов, когда он пригласил меня в качестве художника по костюмам в картину о летчиках «Мне нужны крылья». Бюджет у фильма был солидный, но в прокате большого успеха он не имел и так и остался бы незамеченным, если бы не дебют в нем молодой старлетки Вероники Лейк. Ее прическа с закрывающей один глаз прядью белокурых волос стала настоящей сенсацией. Отбросив ложную скромность, хочу признаться: прическу придумал я… и вышло это совершенно случайно.

Хорнблоу уже познакомил меня со звездой фильма Констанс Мур, и мы с ней начали работу над ее гардеробом. Теперь он хотел познакомить меня с исполнительницей роли второго плана. Я пришел к нему в офис и увидел невысокую робкую девушку с огромным бюстом. У нее были белокурые прямые волосы, тонкие ручки, узенькая талия, она вообще казалась очень худощавой, если бы не пышная грудь. Лицо ее сияло натуральным румянцем. «Ну, что скажете?» — спросил Хорнблоу, как будто демонстрировал мне новую машину. В этот момент девушка вся покрылась краской и побежала в туалет. Ее явно тошнило.

Я сначала подумал, что это у нее от избыточного волнения, но выдающаяся грудь, бросившаяся в лицо краска и тошнота оказались признаками беременности.

Вернулась Вероника в офис вся растрепанная. Ее волосы были в беспорядке, одна прядь полностью закрывала глаз. Я подумал, а это интересный образ, и еще немного поиграл с ее прической. В результате в фильме она появилась с очень длинными гладкими волосами, как носили молодые девушки из общества в тот год — просто, шикарно и стильно. По моей задумке в картине она часто носила облегающие свитера, чтобы подчеркнуть пышный бюст и тонкую талию.

Думаю, что Эдит Хед беспокоил мой успех. Она видела меня только дизайнером фильмов категории «Б», да она и называла меня «младшим дизайнером», что не соответствовало истине. Разумеется, ее положению на студии ничего не угрожало, но она всегда была начеку. Она опасалась, что я уговорю влиятельных звезд Paramount выбрать меня в качестве их личного художника по костюмам. Эдит Хед больше меня верила в силу сексуальных подтекстов и думала, что я сумею использовать шарм и личные отношения для приобретения влияния. Но когда я обедал с кем-нибудь вроде Мэделин Кэрролл, о работе я думал меньше всего, и вот этого Эдит Хед была не в состоянии понять. Хотя сама она была замужем, работа всегда была для нее на первом месте. Она приходила на студию на рассвете и уходила последней.

^{Знаменитая прическа Вероники Лейк}

Я вовсю праздновал свой первый большой успех. Карьера временно отошла на второй план, и даже то, что я стал Пигмалионом для Вероники Лейк, не могло унять мою тягу к развлечениям.