Я теперь понял, что передо мной невероятно богатый выбор возможностей. В плане изучения Священного Писания. И вот, эта перспектива того, что я могу свободно, без каких-то догматических изначальных рамок, изучать Библию. Меня, конечно, это очень сильно окрыляло, и у меня несколько лет ушло для того, чтобы просто пересмотреть все свои прежние представления. Начиная с самого начала: от Книги Бытия, и до конца. Меня это очень сильно захватывало. Несколько лет я, собственно говоря, был в такой стадии — вне конфессионального христианства.
И, кроме того, дело касалось не только вариантов истолкования подходов и методов. Я понимал, что очень существенным вопросом является и текстология. То есть, какие, собственно говоря, чтения тех или иных текстов более аутентичны, более древние. Потому что мы знаем, что и в Евангелиях есть определенная проблема текстологическая. И, вообще, как, собственно говоря, переводить эти пассажи, которые важны с точки зрения христологии, с точки зрения Троицы.
Вот это увлечение библеистикой меня привело к осознанию того, что на самом-то деле, собственно говоря, в конечном итоге именно определенная традиция конфессиональная, по большому счету, и определяет, что вообще считать Библией. Потому что я узнал, что оказывается существуют книги, которые включаются издревле в текст Священного Писания, так называемые неканонические книги, да. А в протестантском мире они отвергнуты как апокрифы.
Узнал о том, что существуют действительно разные вообще текстологические основы Ветхого Завета. И это все меня привело к осознанию того, что в действительности Священное Писание невозможно понять вне той традиции, живой традиции, которой, собственно говоря, этот текст был сформирован окончательно. И родился. И это меня привело к поиску первоистоков.
Тогда я в действительности понял, что эта идея — будто бы читая Библию, я на самом деле вижу в ней то, во что я верю, все так утверждают, да, мол, мы никакой смысл не вкладываем, мы на самом деле извлекаем смысл, который лежит на поверхности. Я просто понял, что это иллюзия. Это не работает.
На самом деле текст и понимание текста, это не тождественные вещи. И когда я это осознал, я задумался: «а как же на самом деле вообще понять, на какие критерии можно опереться для того, чтобы понять: а как же, собственно говоря, в первом веке в апостольских общинах понимали эти тексты? Как они осознавали?»
И осознание этого привело меня к древнему христианству. Я помню, как пошел в магазин «Слово», В Петербурге у нас такой магазин есть, и купил «Сборник мужей апостольских». Это удивительное, конечно, произведение, которое в Церкви, собственно говоря, по авторитету, по древности, идет сразу после Нового Завета.
Я взял маркер, и просто стал подчеркивать все те места, которые меня впечатляли. И когда я прочитал эти невероятные жемчужины древнего наследия: Климента Римского, Игнатия Антиохийского, вот это меня поразило больше всего. Потому что, как вы знаете, у Свидетелей ведь есть теория, согласно которой, после смерти Апостолов наступает тотальное отступничество. То есть, уже во втором веке истины нет.
Но мне всегда эта теория казалась очень странной. Хотя бы потому, что она делает из Апостолов плохих учителей. То есть, получается, что они не смогли создать общины, и так наставить их, чтобы они после смерти остались верны тем идеям, которые, собственно говоря, Апостолы проповедовали.
В один момент я просто понял, что это крайне богоборческая, вообще, версия. То есть, это тотальное поражение Христа, это поражение Бога. То есть, Божье дело, оно рассыпалось после смерти Апостолов. И получается так, что, собственно говоря, сила Евангелия, она коренилась в самих Апостолах. Апостолы умерли, и все это дело развалилось.
Мне эта теория очень казалась искусственной. Поэтому, когда я осознал, что есть тексты людей, которые знали Апостолов, которые были вообще, собственно говоря, поставлены ими на служение, меня это потрясло. И когда я прочитал все эти тексты, я просто понял, увидел, что, собственно говоря, традиционное христианство, это, по большому счету, то христианство, которое я видел у апостольских мужей.
То есть, исповедание Божества Христа в молитвах Христу, епископат, Евхаристия. Понимание Евхаристии именно то, которое в Православной Церкви. То есть, идея о каком-то загробном воздаянии. То есть, все эти вещи Свидетелями Иегова отрицаются, и считаются более поздними наслоениями чуть ли не четвертого века. А здесь мы это видим на стыке первого и второго века. И вот тогда, наверное, это было таким, наверное, самым важным шагом к изучению Православия.