От кочевья к оседлости

Фундамент заложили быстро, и через несколько дней приступили к кладке кирпичных стен. Чойнроз с беспокойством поглядывал, как быстро тают запасы кирпича, который строители привезли с собой. Весь этот кирпич был сделан руками Чойнроза, это было его социалистическим обязательством. Заметив, что Чойнроз озабочен, Сумъя заговорщически ему подмигнул.

— Думаешь, не обойдемся этим кирпичом?

— Угадал. Понадобится еще, по крайней мере, две тысячи штук.

— Так много?

— Мне работы дня на три-четыре.

— Ну и горазд же ты стал прихвастнуть, братец! — засмеялся Сумъя. — Не иначе, в герои метишь. Не знал я раньше, что ты такой честолюбец.

А Чойнроз призадумался. Ну, положим, он и впрямь честолюбив. Только что в этом плохого? Делать больше, быстрее и лучше других — это ли не честолюбие? Где та грань, которая отделяет здоровое честолюбие от корысти? Да, любит он быть в любом деле первым, чтобы его отметили, похвалили. Дурно ли это? Наверное, он недостаточно скромен, потому-то Цэвэл и не глядит в его сторону. Не нравятся ей парни, что выставляют себя напоказ. А какие ей нравятся?

Вот так Сумъя неосторожным словом разбередил душу Чойнрозу, и у него невольно опустились руки. Но постепенно трудовой ритм захватил Чойнроза. Мастерок так и летал у него в руках, помощники едва поспевали подносить ему раствор и кирпич. И по мере того, как росла ровная кирпичная кладка, радостное чувство удовлетворения все властнее овладевало им. Временами он отступал на шаг, любуясь делом своих рук. Но не один Чойнроз любовался своей работой.

— Глядите, товарищи! — выкрикнул вдруг Галдан, опуская бадью с раствором и по-хозяйски поглаживая стену. — Вы только поглядите, какая красота получается.

Чойнроз, недолюбливавший любые проявления восторженности, напустился на Галдана:

— И чего раскричался? Лучше быстрей раствор подавай.

Галдан сник, подал раствор, но через минуту твердо сказал Чойнрозу:

— Зря ты так! Я просто выразил свою радость, как умею.

— Ладно, — примирительно ответил Чойнроз. — Хочешь, научу кирпич класть ровно и быстро?

— Давай! — обрадовался Галдан и подал Чойнрозу сразу два кирпича. — Держи!

Чойнроз, не глядя, протянул руку и взял один кирпич, второй полетел вниз.

— Берегись! — не своим голосом закричал Чойнроз, с ужасом видя, как кирпич падает кому-то на голову. Он зажмурился, а когда открыл глаза, увидел — на земле лежит Цэвэл. Задев висок, кирпич угодил ей в плечо. Если Цэвэл погибла, ему, Чойнрозу, тоже незачем жить! Не помня себя, он ринулся вниз.

Цэвэл окружили товарищи, там же был и Галдан. «Будь он неладен, этот косорукий Галдан!» — сердито подумал Чойнроз, сцепив побелевшие пальцы. К Цэвэл пробрался Магнай.

— Она без сознания. Есть у кого-нибудь нашатырный спирт?

— У меня, я сейчас, мигом… — Галдан опрометью кинулся в «главную ставку». «А он ничего парнишка», — подумал Чойнроз, наблюдая, как Галдан мчится к палатке, не разбирая дороги. Цэвэл привели в чувство. «Живая!..» — облегченно перевел дух Чойнроз.

Девушку отнесли в палатку. Охотников остаться с ней было хоть отбавляй.

— Я сам за ней присмотрю, — сказал Магнай.

— Разреши мне, секретарь! — выступил вперед Чойнроз.

— Да ведь без тебя вся стройка станет. Нет пока тебе достойной подмены.

— А у секретаря есть?

— Ступайте-ка, ребята, оба отсюда. — Это вмешалась Цолмон. — С Цэвэл останусь я.

Но тут появилась Эрэгзэдма и без долгих разговоров выпроводила всех — она сама справится с пострадавшей. «Не уходи, Магнай», — беззвучно прошептала Цэвэл, не открывая глаз. Над ней склонилась повариха.

— Пить хочешь, милая? — участливо переспросила она.

ДАМБИЙ В ОДИНОЧЕСТВЕ

Как ни силился Дамбий сохранить прежний порядок жизни, но в глубине души он знал: долго ему не продержаться. И все-таки повседневные заботы временами заслоняли тоску. Дело, которым занимались его отец, деды и прадеды, отнимало без остатка все его силы. Этой весной, предполагал Дамбий, возможна ранняя засуха, и тогда прости-прощай молодой травостой! Ему ли не знать все приметы? По всем признакам, засуха наступит в ближайшие трое суток. Пожалуй, лучше отогнать овец на зимнее пастбище, туда суховей не достанет.

Поздним вечером он вошел в загон проверить, не слишком ли пересохла шерсть на овцах. Если так, то с откочевкой на зимник следует поторопиться.

Овечья шерсть была влажной и упругой, и Дамбий немного успокоился. Вернувшись в юрту, он малость хлебнул из заветной бутылки, сберегаемой на самом дне сундука, и снова вышел на свежий воздух.

В темном небе щедрой россыпью сверкали звезды. Запрокинув голову и сцепив руки за спиной, Дамбий долго любовался созвездиями Дворец хубилгана, Ключ от неба, Главный цирик, Черепаха, Райская птица. Дамбий не знал их научных имен, называл так, как повелось еще в глубокой древности, но разве от этого созвездия становятся менее красивыми? Наблюдая за ними, он всегда испытывал, помимо чувства восторга, еще и благоговейный страх перед таинственными силами природы. В далеких звездах было нечто такое притягательное, что смотреть на них ему никогда не прискучивало.