От кочевья к оседлости

Шагая к юрте хозяина, над крышей которой вился синей струйкой пахучий дымок, Дооху мысленно представлял себе недалекое будущее этого стойбища. Через пару лет здесь возникнет небольшой поселочек, пункт оседлости, так сказать. Араты соорудят еще несколько загонов для скота, пробурят артезианский колодец, устроят сеновалы. И наконец, сюда проведут электричество. Дооху даже глаза зажмурил, столь явственно вырисовывалась перед ним замечательная картина. А когда открыл, удивился, что на месте будущего оседлого пункта красуется покуда один сарай. «Ничего, любое дело начинается с малого», — сказал он себе.

Скромная обстановка в юрте хозяина мало чем отличалась от той, которую привык видеть председатель в юртах большинства скотоводов — единственная металлическая кровать с никелированными шарами, старенькая швейная машинка на деревянном сундуке, немного хозяйственной утвари.

— Бедновато живете, Ванчиг, — не удержался Дооху. — Сколько лет вы торговлю вели, неужто это все, что нажили?

Ванчиг слегка изменился в лице.

— О моем достатке, председатель, больше славы ходило, чем он того заслуживал. Но и скрывать не буду, не однажды пробовал обзавестись приличной обстановкой, да при перекочевках это одна обуза. Если бы не вечные переезды, тогда и разговор другой. Мог бы хоть сейчас купить в аймаке шкаф полированный, стиральную машину, приемник, так ведь электричества нет для приборов, а шкаф попробуй повози со стойбища на стойбище, вмиг развалится.

«Справедливые слова, — соглашается с хозяином председатель, молча слушая его объяснения. — Кочевая жизнь мешает аратам жить красиво и с удобствами. Шутка ли, четырежды в год менять место жительства. Вот книги, к примеру. Набьешь их в ящик два-три десятка — неподъемно! А уж о починке швейной машины, приемника и других приборов и говорить не приходится. Часто они простаивают в бездействии, хотя ремонт требуется пустяковый. Придется запланировать строительство пунктов бытового обслуживания, и не только на центральной усадьбе, но и в бригадных центрах. Надо будет вынести это предложение на правление.

— Скажите, Ванчиг, почему вы отказались перекочевывать на летник? — спохватывается вдруг Дооху, вспомнив о цели своего посещения.

— Не отказались, а повременили, — упреждает мужа подоспевшая хозяйка. — Честно говоря, хотели построить сарай без чужого догляда. Боялись, над нами потешаться начнут, ведь у народа нет привычки сараи строить.

Дооху решил провести остаток дня и предстоящую ночь у Ванчига. Хозяева обрадовались, засуетились. Собрались даже барашка резать из личного стада, но Дооху воспротивился. Ему вполне достаточно чего-нибудь молочного, благо он привык к нему больше, чем к мясному. Тут председатель схитрил маленько — не захотел вводить хозяев в непредвиденные расходы.

Через несколько дней Ванчиг с гордостью поведал своему закадычному дружку Гончигу о встрече с Дооху:

— Председатель заночевал у нас, а я всю ночь переживал, что не обзавелся хорошим постельным бельишком. Кабы знал раньше, непременно припас бы для такого случая. Да ведь прежде начальство у простых смертных на ночлег не больно останавливалось. Как ты думаешь, приятель, а мог бы, к примеру, министр заночевать у таких, как мы? А что, и заночует! Наутро председатель помог нам юрту разобрать. Ей-ей, я чуть не прослезился. Главное, понял я — доверяет мне объединение. Значит, пуще прежнего стараться буду.

ЭЛЕКТРИЧЕСКАЯ ЛАМПОЧКА

Настроение у Цамбы последнее время было хуже некуда. А все из-за подарка, который поднес ему один молодой родственник, заехавший из аймака. Он вручил Цамбе маленький четырехугольный ящичек и квадратную бутылку с крепким напитком. Крепость его была такова, что после испития содержимого этого сосуда, украшенного заманчивой этикеткой с изображением зубра, он позабыл, что оставил коня нестреноженным. А проклятущий коняга и не подумал дожидаться, покуда хозяин проспится, и отбыл в неизвестном направлении. Хуже всего, что конь-то был не его собственный, а из общественного табуна. Теперь ищи ветра в поле! И все-таки Цамба не жалел, что отведал хмельного, — один вид этой бутылки возбудил в его памяти далекое воспоминание о том, как во время поездки в Улан-Батор там его в одном знакомом семействе угощали тем же самым. А вот вторым подарком Цамба совсем был не доволен.

— Что это за штуковина такая, племянничек? — поинтересовался он, со всех сторон подозрительно оглядывая непонятный ящик.

— Проигрыватель. Ну, вроде патефона. Слыхал о таком?

— Слыхать-то слыхал, но иметь не приводилось. И как же им пользоваться?

— Проще простого: ставишь на этот диск пластинку, включаешь вилку в розетку, и наслаждайтесь себе, дядюшка, — охотно пояснил молодой человек.

— В электрическую розетку, говоришь? — приподнял верхнюю губу Цамба, как он делал всегда, когда ему приходилось сталкиваться с чем-нибудь непонятным.

— Ну да. Напряжение — двести двадцать вольт.

— Ну и удружил! Откуда у нас электричество? Заделался ты настоящим горожанином, племянничек, и позабыл, что у нас в худоне такой роскоши не водится.