Читаем От кочевья к оседлости полностью

Наступил час зайца. Корытце, куда осторожно опустили новорожденного, повернули вокруг собственной оси по часовой стрелке, сопровождая движение положенным приговором: «Девять по девять — пусть столько радостей будет в жизни ребенка». Потом подали угощение. Сидя за столом, Дамбий осторожно спросил:

— И часто вам жалуются на меня, председатель?

— Ох, часто, Дамбий-гуай. Что ни день, то жалоба.

Дамбий задумался. Тень пробежала по его темному лицу, и он сказал нечто совсем неожиданное:

— Неужто я такой уж никудышный человек, председатель?

Дооху не успел ничего ответить — хозяин попросил Дамбия произнести заключительное благопожелание. Дамбий произнес, и на этом праздник кончился.

— Я с вами на центральную усадьбу, — сказал председателю Дамбий.

Первое время они ехали молча. Дамбий думал о том, что жизнь в объединении оказалась не совсем такой, как ему представлялось раньше. Да, в хозяйстве ценили и уважали опытных животноводов, вроде него. И хорошо, что перекочевки ведутся по плану. Но и трудностей хватает. Впрочем, разве без трудностей возможно?

— Как вам живется в объединении? — первым нарушает молчание председатель, словно угадал мысли своего попутчика.

— Замечательно, — не задумываясь, отвечает Дамбий. Он уже позабывать начал, как трудно дался ему приход в объединение.

На полпути к центральной усадьбе им встретился Лувсанпэрэнлэй, который при виде Дамбия сморщился, словно хлебнул кислятины, и процедил сквозь зубы:

— И куда только тебя нелегкая носит! Шагу не ступишь, не повстречавшись с тобой.

— Куда направляешься, приятель? — не замечая сердитого тона, спрашивает Дамбий.

— Не догадываешься? К председателю, жалобу на тебя подавать. Что же это делается, товарищ Дооху? Дамбий так себя поставил, словно главней его и начальства-то у нас нет. Всюду свой нос сует. А главное, заделался штатным скандалистом. Сперва вопросами нас разными допекал: почему овцы мало близнецов приносят, да почему у коз аппетит не тот. А сегодня утром послал ко мне мальчишку, дескать, пусть Лувсанпэрэнлэй немедленно сгоняет овец на солончаки. Поучает, командует, будто, кроме него, никто ничего не смыслит в уходе за скотиной. Примите меры, председатель.

— Что ты на это скажешь, Дамбий?

— А то скажу, Лувсанпэрэнлэй, что плохо ты за общественным скотом смотришь. Холодные у тебя руки. Почему, спрашивается, твои личные овечки жиреют не по дням, а по часам? Ты их и напоишь вовремя, и накормишь, и на солончаки уже сгонял. А общественную отару до сих пор на солончаки не гоняли. Трудненько ей потом, в холода, придется. Не могу я этого безобразия допустить.

— С чего ты взял, что своих овец я гонял? — сбавил тон Лувсанпэрэнлэй.

— Помолчал бы, стыдно за тебя, — невозмутимо продолжал Дамбий. — Не об одном этом речь. Скажи-ка лучше, куда дел силос, который получил для подкорма слабых животных? Думаешь, я не знаю, что ты его своим баранчикам скормил?

Лувсанпэрэнлэй чуть не вцепился Дамбию в волосы. Пришлось Дооху вмешаться.

— Будет вам! Дамбий прав. Он радеет об общественном. Мы ведь теперь одна большая семья.

— Переведете меня в другую бригаду? — спросил Лувсанпэрэнлэй, тяжело дыша.

— Вопрос будет на собрании решаться, а сейчас успокойтесь, уважаемый. Давайте-ка вместе поднимемся на вершину горы Бурцэг да полюбуемся сверху нашей долиной.

Дооху повернул коня в гору. Дамбий охотно, а Лувсанпэрэнлэй скрепя сердце последовали за ним. Пестрая галька с легким шуршаньем выкатывалась из-под конских копыт, ветер охлаждал разгоряченные лица всадников, играл в лошадиных гривах. Уже стоя на вершине, люди замерли, покоренные открывшейся их взорам панорамой. Окаймленная горами долина реки Халиун простиралась внизу. С севера ее замыкает хребет Дарвина. Его пологие вершины серебрятся в прозрачной дымке. На юго-западе, на фоне горного хребта Сутайн, ощетинившегося ледяными пиками, маячит рыжая гора Буудай. На западе синеет хребет Хара-Азрага. С юга к долине вплотную подступили горы Явартын-Ула. Бока их сияют красноватым отливом. А в долине, словно мягкий бархатный ковер разостлан, зеленеют посевы.

— Красотища какая! — первым не выдерживает Лувсанпэрэнлэй. — Подумать только, как давно мне не приходило в голову подняться на Бурцэг.

— Словно очутились мы в прекраснейшей огромной юрте, — вторит ему Дамбий, не отрывая взора от долины. Какой резкий контраст — молчаливые безлюдные горы, а внизу кипит жизнь.

— Видите падь Елтон? — спрашивает Дооху. — Там создадут озеро. Водохранилище. В него будут стекаться гордые потоки. Я наводил справки — глубина пади такова, что в ней поместится два миллиарда кубометров воды.

— Значит, новые земли будем осваивать? — спросил Лувсанпэрэнлэй, мысленно пытаясь представить названную председателем цифру — два миллиарда.

— Конечно! Ученые подсчитали, что летом для орошения земель вокруг водохранилища будет уходить более двух пятых водного запаса. Зато весной запасы воды полностью возобновятся.

— Сколько же примерно гектаров можно оросить? — задумчиво спрашивает Лувсанпэрэнлэй, — На тысячу га хватит?

— Берите выше, — засмеялся Дооху. — Две тысячи!

Перейти на страницу:

Похожие книги

Дети мои
Дети мои

"Дети мои" – новый роман Гузель Яхиной, самой яркой дебютантки в истории российской литературы новейшего времени, лауреата премий "Большая книга" и "Ясная Поляна" за бестселлер "Зулейха открывает глаза".Поволжье, 1920–1930-е годы. Якоб Бах – российский немец, учитель в колонии Гнаденталь. Он давно отвернулся от мира, растит единственную дочь Анче на уединенном хуторе и пишет волшебные сказки, которые чудесным и трагическим образом воплощаются в реальность."В первом романе, стремительно прославившемся и через год после дебюта жившем уже в тридцати переводах и на верху мировых литературных премий, Гузель Яхина швырнула нас в Сибирь и при этом показала татарщину в себе, и в России, и, можно сказать, во всех нас. А теперь она погружает читателя в холодную волжскую воду, в волглый мох и торф, в зыбь и слизь, в Этель−Булгу−Су, и ее «мысль народная», как Волга, глубока, и она прощупывает неметчину в себе, и в России, и, можно сказать, во всех нас. В сюжете вообще-то на первом плане любовь, смерть, и история, и политика, и война, и творчество…" Елена Костюкович

Гузель Шамилевна Яхина

Проза / Современная русская и зарубежная проза / Проза прочее
Кредит доверчивости
Кредит доверчивости

Тема, затронутая в новом романе самой знаковой писательницы современности Татьяны Устиновой и самого известного адвоката Павла Астахова, знакома многим не понаслышке. Наверное, потому, что история, рассказанная в нем, очень серьезная и болезненная для большинства из нас, так или иначе бравших кредиты! Кто-то выбрался из «кредитной ловушки» без потерь, кто-то, напротив, потерял многое — время, деньги, здоровье!.. Судье Лене Кузнецовой предстоит решить судьбу Виктора Малышева и его детей, которые вот-вот могут потерять квартиру, купленную когда-то по ипотеке. Одновременно ее сестра попадает в лапы кредитных мошенников. Лена — судья и должна быть беспристрастна, но ей так хочется помочь Малышеву, со всего маху угодившему разом во все жизненные трагедии и неприятности! Она найдет решение труднейшей головоломки, когда уже почти не останется надежды на примирение и благополучный исход дела…

Павел Алексеевич Астахов , Павел Астахов , Татьяна Витальевна Устинова , Татьяна Устинова

Проза / Современная русская и зарубежная проза / Современная проза