Читаем От кочевья к оседлости полностью

На другой день Дооху остался на центральной усадьбе — у него был назначен прием по личным вопросам.

Первым посетителем оказался Загд. Дооху с первого взгляда понял, что у того произошло нечто из ряда вон выходящее. Выгоревшие на солнце брови Загда болезненно сбежались к переносице, а лицо покраснело и воспалилось, словно он долго и безутешно плакал.

— Ну, Загд, рассказывайте, все как есть, — вздохнул председатель.

— Все из-за него, из-за Дамбия. Взъелся на меня, из-за него я света белого невзвидел. — Загд не удержался, всхлипнул. — С тех пор, как его приставили к скотине, он совсем совесть потерял. Каждый божий день разносы мне устраивает, словно дитяти малому. Нет сил моих больше терпеть!

— За что же он ругает? Давайте разберемся по порядку.

— Что ни сделаю — все не по нем, — жаловался Загд, вытирая покрасневшие глаза. — Он, видите ли, велел выпасать отару на одном пастбище, а я выгнал овец на то, что поближе. Уж как он только не поносил меня! Как не обзывал! Говорит, что я стравил корм, который предназначался осенью только для маток. Да ему за этакую ругань голову оторвать не жалко.

Дооху едва приметно улыбнулся, но этого было достаточно, чтобы вызвать у собеседника мгновенную вспышку гнева.

— Вы мне не верите? Спросите кого угодно из нашего хотона, как этот Дамбий со мной обращается.

«Не знаю, как с тобой, но со скотиной обращаться он умеет», — подумал Дооху.

— А знаете ли, прав Дамбий. Нельзя так бесхозяйственно к пастбищам относиться.

«Может, так оно и есть, но зачем же на меня при всех кричать?» — подумал Загд. Вслух он сказал, что больше не может работать с Дамбием и просит перевести его в другую бригаду, хоть в полеводческую, хоть к овощеводам. Вот он и заявление уже принес.

Дооху подумал и решил удовлетворить просьбу Загда. Все равно в животноводстве от него проку мало, пусть уж лучше переходит в полеводческую бригаду.

После Загда к Дооху приезжало еще несколько аратов, и у каждого — свое наболевшее дело, свои проблемы. Так незаметно подошел к концу рабочий день, и Дооху только к вечеру вспомнил, что в одном из аилов его ждут в гости — отпраздновать рождение первенца. Старики родители требовали, чтобы, согласно старому обычаю, младенца омыли теплым бульоном. Всем там заправлял Дамбий, он уже велел хозяину поставить на огонь разогреваться котел с душистым мясным отваром, когда появился председатель. Хозяева смутились — очень уж им не хотелось выглядеть в его глазах приверженцами устарелых обрядов. Но Дамбий как ни в чем не бывало подсел к гостю и завел разговор.

— М-да, раньше младенцев окунали в теплый бульончик, считалось, что он от этого здоровей станет. Нынче народ культурный пошел, ребенка просто купают в чистой подогретой воде с мылом. Но по старинке оно лучше. И благоприятный час выбрать не мешает. Считается, первое купанье лучше всего проводить в час тигра, час зайца или в час овцы. Нехорошо такое дело затевать во вторник, субботу или воскресенье. Ну, скажите, председатель, что за грех, если люди будут придерживаться этих обычаев? Молодежь-то, она своевольная, пусть хоть в малости уступит старикам. Ведь если подумать, то не одни вредные обычаи да обряды остались нам от предков. Иные забывать не след. Раньше ведь как было? Ни тебе докторов, ни фельдшеров, ни ветеринаров. Сам ли захворал, скотина ли хворобу подцепила — хозяин сам до причины доискивается, сам целебное средство подбирает. Слышал я, что в наше время один ученый большое открытие сделал, основываясь на народной медицине. Вот я, к примеру, все, что слышал от своих отцов и дедов, на ус мотал и многому научился. Я скотину от любой заразы вылечить могу, дорожу ею.

Дооху молча кивал головой, понимая, как важно дать человеку выговориться. Не иначе как чувствует Дамбий, что перегнул палку с Загдом, наверное, жалеет о своей резкости, а теперь вроде бы перед самим собой оправдывается.

— Вы бы с людьми-то помягче были, Дамбий-гуай, — вставляет Дооху. — В случае с Загдом вы правы, но все равно нехорошо волю своему нраву давать.

— Угу, — соглашается Дамбий. У него словно гора с плеч свалилась. Впредь он попридержит язык, коли люди такие обидчивые пошли. На всякий случай, чтобы сохранить чувство собственного достоинства, он добавляет: — Иногда попадаются упрямцы, отказываются они внимать тому, что старшие говорят. Чуть что жаловаться начинают.

— Покончили с этим, а, Дамбий? — понимающе улыбается Дооху. — Глядите, старики приступают к обряду.

Дед и бабка новорожденного уже налили бульон в специально предназначенное для омовения младенца корытце из кипариса и стали опускать на дно какие-то предметы.

— Что это они делают? — вполголоса поинтересовался председатель.

Дамбий пояснил:

— Кладут девять белых камешков, да девять черных, да девять зерен, еще разные косточки. Всего предметов должно быть девять девяток.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Дети мои
Дети мои

"Дети мои" – новый роман Гузель Яхиной, самой яркой дебютантки в истории российской литературы новейшего времени, лауреата премий "Большая книга" и "Ясная Поляна" за бестселлер "Зулейха открывает глаза".Поволжье, 1920–1930-е годы. Якоб Бах – российский немец, учитель в колонии Гнаденталь. Он давно отвернулся от мира, растит единственную дочь Анче на уединенном хуторе и пишет волшебные сказки, которые чудесным и трагическим образом воплощаются в реальность."В первом романе, стремительно прославившемся и через год после дебюта жившем уже в тридцати переводах и на верху мировых литературных премий, Гузель Яхина швырнула нас в Сибирь и при этом показала татарщину в себе, и в России, и, можно сказать, во всех нас. А теперь она погружает читателя в холодную волжскую воду, в волглый мох и торф, в зыбь и слизь, в Этель−Булгу−Су, и ее «мысль народная», как Волга, глубока, и она прощупывает неметчину в себе, и в России, и, можно сказать, во всех нас. В сюжете вообще-то на первом плане любовь, смерть, и история, и политика, и война, и творчество…" Елена Костюкович

Гузель Шамилевна Яхина

Проза / Современная русская и зарубежная проза / Проза прочее
Кредит доверчивости
Кредит доверчивости

Тема, затронутая в новом романе самой знаковой писательницы современности Татьяны Устиновой и самого известного адвоката Павла Астахова, знакома многим не понаслышке. Наверное, потому, что история, рассказанная в нем, очень серьезная и болезненная для большинства из нас, так или иначе бравших кредиты! Кто-то выбрался из «кредитной ловушки» без потерь, кто-то, напротив, потерял многое — время, деньги, здоровье!.. Судье Лене Кузнецовой предстоит решить судьбу Виктора Малышева и его детей, которые вот-вот могут потерять квартиру, купленную когда-то по ипотеке. Одновременно ее сестра попадает в лапы кредитных мошенников. Лена — судья и должна быть беспристрастна, но ей так хочется помочь Малышеву, со всего маху угодившему разом во все жизненные трагедии и неприятности! Она найдет решение труднейшей головоломки, когда уже почти не останется надежды на примирение и благополучный исход дела…

Павел Алексеевич Астахов , Павел Астахов , Татьяна Витальевна Устинова , Татьяна Устинова

Проза / Современная русская и зарубежная проза / Современная проза