От кочевья к оседлости

— Вот вы с женой получили на выпас сарлычих с детенышами, а у вас около двух десятков своих овец. Управиться нелегко.

Пил подивился, что секретарь так хорошо осведомлен. Управиться и в самом деле было нелегко. Лишенные присмотра овцы уже несколько раз убегали.

— По новому положению вы можете оставить себе не более пятнадцати голов. Но ведь и это большое подспорье.

Пятнадцать голов? А у них со старухой почти столько и было!

— Что с вами, Пил-гуай? На вас лица нет.

— Со мной ничего, — пробормотал старик, — я только подумал…

Но не признаваться же было вслух, что Ванчиг и Гончиг его вокруг пальца обвели!

— И на что же мы будем жить? — спросил он, пряча замешательство.

— Будете работать в объединении. Так же честно, как и прежде. А уж оно вас обеспечит. На жизнь, во всяком случае, хватит. Кстати, я привез вам деньги, кассир поручил передать. Это плата за работу на канале и в поле. Получите. — Сурэн вынул бумажник и вручил Пилу несколько крупных купюр — пятьсот тугриков.

— Это мне? — не поверил своим глазам старик. — Огромное вам спасибо!

— За второе полугодие выплата будет производиться зимой, после подведения итогов осенних работ. Но в случае нужды можно попросить аванс.

Пил сидел, уронив голову на грудь. Какого же дурака он свалял — продал своих овец! И каких овец!

— Позвольте вас спросить, — глядя на казан с бараниной, спросил секретарь, — почему вы режете овец в такую жарищу?

— Хотим послать мясо в подарок родне, в аймачный центр, — не сразу нашелся старик, уклоняясь от взгляда секретаря.

Сурэн недоверчиво покачал головой.

— Первый раз слышу, что у вас там родня. Ну, это дело хозяйское. Мой долг — вас предупредить. Если надумаете сдать часть овец, дайте знать, комиссия их примет. Сами и отберете.

Сурэн и его спутники отправились дальше — разъяснять аратам сущность предстоящей кампании. Старый Пил предался отчаянию. Объединение хорошо заплатило ему, с лихвой хватит на жизнь. Зачем же было продавать овец?! Сдурел, видно, на старости лет. И вдруг его осенила мысль: может быть, Ванчиг еще не успел отогнать его отару на базар?

Сунув сверток с деньгами за пазуху, старый Пил поспешил к Ванчигу. Возле большой белой юрты стояло множество оседланных коней, хотон был буквально набит связанными овцами. Едва войдя внутрь, старик оторопел. Напротив входа сидел сам председатель Дооху. Юрта была переполнена людьми, и на появление нового человека никто не обратил внимания. Разговор шел крутой. Ванчиг не успевал отбиваться от наседавших на него аратов.

— Где мои овцы? — допытывался один.

— Продал.

— Давай деньги! Ты ведь выручил за них вдвое больше, чем мне заплатил.

— Куда спешить? — огрызнулся Ванчиг. — Я вам всем услугу оказал. Должно же кое-что и мне перепасть.

— Верни мне моих восемь овец и одного барана. Ты еще, я вижу, не успел их продать. Вот твои поганые деньги! — наступал другой арат.

Пил с трудом нашел свободное местечко в юрте и стал слушать. Ясно было, что не он один оказался в дураках. Ванчиг и Гончиг обманом скупили овец и приготовились гнать их на базар. Затея их, однако, не выгорела: в самый последний миг нагрянул председатель в сопровождении обманутых аратов. Ванчиг понял, что придется вернуть скот.

— Вот и я говорю, — осмелев, подал голос Пил, — возьми свои поганые деньги, верни овец.

— Да ты в своем ли уме, старик? — озлился Ванчиг. — Мы с тобой в полном расчете.

— По какой цене вы отдали овец? — спросил председатель.

— По семьдесят пять.

— Ну и наглец же ты, Ванчиг! Вконец разорил старика. Верни ему овец, не то худо будет.

Пришлось хитрецу отдать овец из своей собственной отары.

— Насколько я знаю, овец у вас немного, вы хотите, как и полагается, оставить пятнадцать для себя. Так? — спросил старика председатель.

— Да, — подтвердил старик.

Председатель тут же достал блокнот и сделал в нем пометку.

СТАРЕЙШИНА БОЛЬШОЙ СЕМЬИ

Повторное обобществление скота в объединении «За коммунизм» в общем и целом прошло вполне успешно. Отдал несколько своих овец и Пил. Теперь он все чаще брюзжал дома:

— Ты, старуха, получше присматривай за общественной скотиной. Мало заработаем — ноги протянем.

— Без тебя знаю, — сердилась жена.

Однажды старик отогнал стадо сарлычих на дальний выпас: в то лето травостой там был особенно хорош. Денек выдался дивный, так и сверкал золотом, но ему суждено было оставить мрачный след в жизни старого арата и его жены.

Время на пастбище пролетело незаметно. Вот уж и синие сумерки затопили окрестность. Пил погнал стадо обратно. С невысокого холма он глянул в сторону своего дома. И вдруг обомлел. На месте, где стояла его юрта, полыхал огромный, до неба, костер. Вокруг него, как подбитая птица, металась одинокая фигурка.

Пил пустил свою старую кобылу во весь опор, но все равно опоздал. Юрта сгорела дотла, со всем немудреным скарбом, скопленным за долгую жизнь. Как это случилось — представить себе нетрудно. Старуха оставила по привычке огонь в очаге. Вырвалась из него шальная искра, попала на кусок масла, что лежал рядом, а там, глядишь, и пламя занялось. Старухе ли погасить пожар?