— Давно началось-то? — удрученно спросил он.
— Когда я гнала телят домой, — бескровными губами прошептала старуха. Она задыхалась, жадно, по-рыбьи хватала воздух. По черному, закопченному лицу бежали струйки слез, она даже не пыталась их утереть. Страшно отчужденное ее лицо чем-то напоминало зловещую маску из мистерии Цам. Пил преисполнился жалости к верной подруге своей жизни.
— Да не реви ты, старая! Так, стало быть, распорядилась судьба. — Пил крепился изо всех сил, не поддаваясь отчаянию. — Не так уж велика беда. Мы с тобой целы и невредимы. И скот тоже — и наш и общественный. Кто-нибудь приютит нас, мир не без добрых людей. На худой конец построим пока шалаш. По счастью, и деньги, что нам выдали в объединении, не сгорели — при мне были.
Ту ночь старики провели у соседей. Потом начались мытарства. Пил нигде не мог раздобыть ни теса, ни подтоварника, чтобы отстроить юрту. А ведь и кроме того им надо было много всякого добра. Прежде всего постельное белье, одеяла и немного посуды. Список всех необходимых им вещей Пил хранил в голове. Старик берег деньги для постройки жилища, но однажды все же не выдержал и за двадцать тугриков купил отменный чугунный казан для старухи.
О постигшем их несчастье знало все объединение. В глубоком сочувствии араты ожидали, что предпримет правление.
Председатель вызвал Пила в контору.
«И зачем ему понадобилась такая старая развалина, как я? — недоумевал старик. — Но делать нечего, придется съездить. Заодно и разнюхаю, как там насчет стройматериалов».
Председатель встретил тепло, дружески. Поинтересовался, как случился пожар. Выслушав бесхитростный рассказ старика, сказал с улыбкой:
— Пойдем-ка, я вам кое-что покажу.
Зайдя за контору, Дооху показал на небольшую, крытую новым белым войлоком юрту. Впрочем, не такая уж она небольшая. Пятистенка. Целая семья свободно разместится.
Председатель подвел старика к свежеокрашенной двери.
— Принимайте юрту, Пил-гуай, и живите себе на здоровье. Это вам от объединения.
Старик так и обомлел.
— Я не ослышался, сынок? — робко выговорил он, стиснув от волнения сухонькие кулачки. — Во сколько же она мне влетит, этакая-то красавица?
— Это вам подарок. От объединения.
Пил вошел в юрту. На него пахнуло чудесным запахом струганых досок и нового войлока. В юрте стояло все необходимое для жизни. Не забыты были даже ситцевые пологи над кроватями. На женской половине — зеленый, с желтыми цветочками, на мужской — синий с голубым.
Старик заметался, как заяц. Выскочил из юрты, несколько раз обежал ее, затем отошел подальше и долго любовался своим новым дворцом. Только опробовав, хорошо ли открывается крышка дымового отверстия, перевел наконец дух.
— Дедушка, — сказал председатель, — объединение сегодня же выделит вам подводу, и вы сможете перевезти эту юрту к себе. Представляю себе, как обрадуется ваша супруга.
— Что там супруга — все будут поражены. Даже богач Цамба и Лувсанпэрэнлэй. То-то будет завистников!
— Люди будут радоваться за вас, а не завидовать, — довольно засмеялся Дооху.
— Надолго ли даете мне юрту? — с замиранием сердца спросил старик.
— Навсегда, Пил-гуай.
Лишь тогда наконец Пил осознал, что все их с женой беды позади.
— Чем я заслужил столь великую милость?
— Милость? — удивился председатель. — Вы равноправный член нашей большой семьи. Можно сказать, ее старейшина.
— Как ты хорошо сказал! — растрогался старик. — Только теперь я понял, что такое настоящее счастье.
Вскоре Пил предстал перед женой в роли доброго волшебника. Но лишь по прошествии нескольких дней старуха наконец почувствовала себя настоящей владелицей новенькой, как из рук творца, пятистенки.
Преисполненный благодарности, Пил решил закатить настоящий пир для соседей. Пусть все радуются с ним и за него! Трое суток объезжал он окрестные края, сообщая всем приглашенным, что он, Пил, — старейшина большой семьи. Старая его кляча в конце концов сбила копыта. Пришлось Пилу возвращаться домой пешком. Хорошо хоть кобыла довезла седло. «Эх, подвела ты меня, рыжая, — досадовал Пил, ведя ее в поводу. — Не то завернули бы с тобой в Баян-сомон. Пусть все члены объединения знают о моей великой радости! В наших краях такого отродясь не бывало. Помнится, пару десятков лет тому назад у старого Бямбы сгорела юрта, так с тех пор вся его жизнь пошла наперекос. А у меня все хорошо, потому что я старейшина большой семьи.
Поглощенный своими мыслями, старый Пил не заметил, как вышел к знакомой купе деревьев — своего рода оазису в этих пустынных местах. До сих пор он всегда останавливался передохнуть под сенью листвы, но на этот раз решил не задерживаться. Нельзя, старуха заждется. Вдруг его взгляд различил среди зелени чье-то лицо.
— Это ты, Цамба? — присмотревшись, удивленно проговорил старик. — Что ты тут делаешь?
Подойдя ближе, он заметил, что Цамба бледен и мрачен.
— Здравствуйте, Пил-гуай, — ответил Цамба. — Ничего я не делаю, размышляю. О тяжкой своей жизни.
— Почему же она такая тяжкая? Поделись со мной.