От кочевья к оседлости

Цамба горько вздохнул. Они с Пилом никогда не состояли в особой дружбе, но во взгляде старика было столько доброжелательности, что Цамба невольно откликнулся.

— У меня осталось всего пятьдесят голов скота. А ведь за одну зиму мы съедаем или продаем одну корову, пять коз да еще несколько овец. Если так пойдет дальше, скоро по миру пойдем.

— Нашел из-за чего кручиниться! Темный ты человек, Цамба. Вроде меня, только еще хуже. Мы ведь теперь работаем не каждый сам по себе, а сообща. Объединение платит деньги. Тебе, небось, тоже выдали?

— Какие там деньги! Сто семьдесят тугриков. На них не разгуляешься.

— Ах, вот оно что. Ты получил так мало? Должно, работал кое-как, спустя рукава. Я вот старик, и то пятьсот заработал.

— Не может быть! — не поверил Цамба.

— Очень даже может! Хочешь, пересчитай сам. — Пил вытащил деньги из-за пазухи. — Тут не все. Двадцатку я издержал на казан для своей старухи, пятерку на табак потратил. Остальные целы-целехоньки.

Тщательно пересчитав деньги, Цамба убедился, что старик сказал чистую правду.

— Негоже бояться новой жизни, — продолжал Пил, — На днях у меня юрта сгорела — со всем нашим барахлом. И что же ты думаешь? Сначала нас добрые люди приютили, а потом объединение купило для нас новую юрту.

— Неужто вы получили новую юрту? Да еще и бесплатно?

— То-то и оно, Цамба, — торжественно произнес старик. — Приглашаю тебя на новоселье. Сам увидишь, как объединение относится к своим людям. Даже если сейчас я отдам тебе, бывшему богатею, все свои деньги, нищим не стану. Хочешь, возьми? Вернешь, когда сможешь.

Старый Пил праздновал новоселье на широкую ногу. Заколол по этому случаю несколько жирных баранов, нагнал молочной водки. Народу съехалось много. Среди них — Лувсанпэрэнлэй, Цамба, Ванчиг (старик не помнил зла) и Дамбий.

— Почему ты, земляк, из объединения вышел? — в самый разгар веселья спросил у него Пил. — Не захотел скот отдать? Но ведь правильно говорит народ: «Мясо свиньи, коли съешь в одиночку, впрок не пойдет».

Дамбий помрачнел.

— Я на свою жизнь не жалуюсь, — пожал он плечами.

— Ну скажи, почему ты вышел из объединения, — не унимался хозяин.

Ответа он так и не дождался. Внезапно Лувсанпэрэнлэй — он сидел рядом с Дамбием, — скорчась от боли, схватился за живот, громко застонал. Испугавшись, старый Пил тут же вскочил на коня — впопыхах даже не заметил, на чьего именно — и помчался за помощью. Ворвавшись в контору, он закричал:

— Помоги, председатель! Лувсанпэрэнлэй захворал. Неровен час помрет.

Дооху без лишних слов разыскал фельдшера. Тот в два счета завел свой мотоцикл и, усадив старика позади себя (коня привели уже потом), помчался спасать заболевшего.

Лувсанпэрэнлэй громко стонал. Фельдшер внимательно его осмотрел. Он затруднялся поставить диагноз.

— Что с ним? — наперебой допытывались гости.

— В домашних условиях трудно определить, — отвечал, качая головой, фельдшер. — Лучше отправить его в аймачный центр, там сразу диагноз поставят.

От одной мысли, что придется ехать в таком состоянии, Лувсанпэрэнлэй едва не обеспамятовал. Резь в животе становилась все сильнее.

— Никуда я не поеду, — вопил он. — Меня, верно, отравили! Дайте мне побольше молока.

«Неужели его и впрямь отравили? — подумал Пил. — Взыщут за это, в первую голову, с хозяина». Он умоляюще посмотрел на фельдшера.

— Да нет, на отравление не похоже, — сказал тот. — Полежите-ка спокойно, я скоро вернусь.

Едва фельдшер уехал, Лувсанпэрэнлэй напустился на Пила.

— Это ты мне отравы подсыпал! Я знаю, что ты меня терпеть не можешь. Зачем же пригласил в гости? И зачем только я принял твое приглашение, сидел бы себе дома. Дайте же мне молока!

Дамбий и Цамба попробовали было вступиться за хозяина, но Лувсанпэрэнлэй так их расчихвостил, что они оба притихли.

— Да посмотри ты на меня! Неужто я похож на отравителя? — заплакал старый Пил. — У меня и яду-то сроду не бывало. Грех тебе возводить напраслину.

Дрожащей рукой он лил молоко в чашку, а по его морщинистым щекам катились слезы.

— Испей, родимый. Авось полегчает.

— Смотри, прокляну тебя! — кусая губы, грозил Лувсанпэрэнлэй. — Осиротеет твоя старуха.

Пил обомлел. Все знают, что проклятья этого человека неизменно сбываются. Стало быть, не судьба ему, старому, пожить в новой юрте, насладиться всеми благами, которая принесла с собой новая жизнь. Дэмбэ громко всхлипывала. Еще одна напасть на их голову! Да какая страшная!

— Ты уж, сынок, заодно и мою старуху прокляни, — пролепетал старик. — Помирать — так заодно. Нам друг без дружки не жизнь.

Видя, что веселья уже не будет, гости начали разъезжаться по домам. Молодежь выражала недоумение по поводу хвори, которая так внезапно напала на Лувсанпэрэнлэя. Все ели из одного котла — какое же тут может быть отравление? Однако старики, народ осторожный, торопились домой, чтобы напиться молока. Чем черт не шутит — что, если пища и впрямь была отравленная?

Вечером из аймачного центра приехала машина «скорой помощи» и увезла больного. Фельдшер так больше и не вернулся.

Ничего не скажешь, неудачное оказалось новоселье у старого Пила. Долго еще потом обсуждали люди происшедшее.