От Копакабаны до Амазонки

Куда же делась основная масса строителей Трес-Мариас? Эти современные кочевники сгрудились на окраинах Белу-Оризонти, на холмах Рио-де-Жанейро, в пригородах Сан-Паулу. Некоторые добрались даже до новой столицы страны — города Бразилия и его строек, уже заполненных массами других нордестинос. Некоторые из оказавшихся безработными создателей Трес-Мариас отправились пешком, иногда пользуясь то тем, то другим гостеприимным грузовиком, на Риу-Гранди в Фурнас, где также возводилась в то время крупная плотина.

Нет ли в окрестностях деревни? Сельского уголка, где можно отдохнуть душой? Нескольких крестьян? Например, вон там, по другую сторону шоссе Рио-Бразилия?

Сказано — сделано. Бойкий инженер приглашает меня в грузовичок, и мы пускаемся в дорогу. При выезде из поселка гидроузла путь нам пересекает джип, до отказа нагруженный рослыми молодыми блондинами. Американцы. Из «Корпуса мира». Чем они занимаются здесь, в полупустыне?

— Они тут просто бездельничают, — категорически заявил мой спутник. Я оставляю его вывод без комментариев.

Деревня, куда мы едем, называется Андрекисе. Это в 20 километрах от гидроцентрали. На широкой дороге из красной земли наш грузовичок поднимает тучи пыли. Стоп! Стадо из 500 быков и коров преграждает нам путь. Два вакейро, по-видимому отец и сын, оба бородатые и с отсутствующим взглядом, следуют на своих разбитых лошадях за флегматичным стадом. Они уже десять дней в пути, ночуют прямо на земле, завернувшись в бараньи шкуры. И им предстоит еще десять дней хода, пока они не сдадут исхудавший скот на бойни в Белу-Оризонти. Но они привычны ко всему этому. Их зарплата — 9 тысяч крузейро в месяц (70 франков). После маленькой задержки с нами вакейро вновь пускаются в путь. Мы — тоже.

Десятью минутами позже крутой поворот открыл перед нами новое грустное зрелище: вдоль шоссе колонной, растянувшейся группками на целый километр, бредут люди. Угрюмые мужчины, согбенные женщины. Нордестинос! Да, это они… Грузовик с решетчатым кузовом — знаменитый «насест для попугаев» — лежит на боку несколько дальше: он перевернулся при крутом вираже. Таких «насестов», переполненных мужчинами и женщинами, проходит по этой дороге до 20 в день. Люди едут в грузовике стоя. Проезжая через сырые леса, они простуживаются, болеют. Но голод и медленная смерть гонят их с пустынного Северо-Востока в сторону индустриального Юга, где, как они думают, можно найти хоть какой-нибудь заработок. Но эти надежды чаще всего иллюзорны…

Иногда водитель «насеста» засыпает за рулем или становится лихачом в результате чрезмерных возлияний кашаса — тростниковой водки. Тогда грузовик летит под откос, несколько пассажиров гибнет, а другие… продолжают путь пешком…

Но вот и Андрекисе. Сколько тут жителей? Что-то около 700. Сотня лачуг, половина из которых — землянки, крытые какой-то грубой соломой. Другие жилища чуть лучше, их наружные стены выкрашены известью или бледной охрой. Я стараюсь быстро обежать две улочки, разные по длине и расположенные под прямым углом. Ибо знаю по опыту — все люди здесь попрячутся, если узнают, что в деревне посторонний. Неожиданность для журналиста — первое условие открытия. И в самом деле, вот изможденная старушонка, даже не бросив взгляда, куда-то уже поспешно исчезла, едва почуяв меня. А женщина со своим выводком не успела сделать то же самое. Перед своей землянкой, где окна и вход представляют собой просто амбразуры, без рам и двери, она вела затянувшийся разговор с соседкой. Женщина укрывалась от убийственного солнца под большим красным зонтиком. Она держала на руках голого ребенка с большим животом. Около нее стояли, вцепившись в бесформенную юбку матери, еще трое ребят в возрасте от четырех до восьми лет, тоже голые. Когда наши взгляды встретились, шок был обоюдным. Не двигаясь, мы молча рассматривали друг друга. Потом она моментально сбила в кучу своих ребят и неистово стала толкать их впереди себя к входу в хижину. Оттуда показался еще один карапуз, двух лет от силы, гордый от сознания, что он уже стоит на ногах. Этот тоже был голый, и солнце прямо кидало на него свои пронзающие лучи. Мать и дети исчезают в хижине, и все затихает, жилье кажется необитаемым…

На углу двух улиц несколько мужчин сидят около стены, низко надвинув на нос большие соломенные шляпы. При моем приближении они замолкают. Тщетны мои попытки встретиться взглядом с кем-либо из них, чтобы заговорить. Едва отошел я на несколько шагов, как они исчезли. Да, я оказываюсь в пустоте. Андрекисе прячется в свою раковину. Дальше иду уже тихим шагом, нет смысла окончательно портить им воскресенье.

Но почти у самого выхода из деревни мы встречаем человека, идущего со своим ослом. Небольшого роста, но хорошо сложенный. Умное лицо под широкополой шляпой, живые глаза. Светло-синие штаны изрядно застираны, но без единого пятна. Почти новая полотняная рубашка и даже кожаные сандалии на ногах. Вероятно, нотабль, уважаемое в деревне лицо. Отвечает на нашу улыбку. Это нас окрыляет. Завязываем разговор. Он приглашает нас к себе на кофезиньо.