От Копакабаны до Амазонки

Золотой рай — Эльдорадо поджидает на еще рассеянных по карте «белых пятнах» своего более счастливого Фосетта; 8 тысяч пород деревьев с нежно-розовой и темно-коричневой, фиолетовой и бежевой древесиной не познали еще лезвия топора; марганец, железо, медь, титан и вольфрам — все необходимое для расцвета индустрии покоится в первозданном виде под слоем земли, не потревоженной холодным прикосновением ножа бульдозера. И это водно-древесное царство прозябает в своих зыбких границах, с грехом пополам прокармливая на территории, равной по величине Европе, каких-то 8 миллионов анемичных и заморенных существ, в то время как, по данным ООН, оно может приютить и прокормить один миллиард людей. Проклятая и неприступная земля или же неведомый — Антарктиду мы знаем лучше — и заброшенный рай?

Я въезжаю в Амазонию из-за кулис, через Сан Луис. В 500 километрах от реки-моря в 1612 году Ив д’Эвре основал первый город зеленого ада и стал его летописцем. Ведь Генрих IV тоже обратил свой взор на эти сахарные земли — предмет распри между португальцами, голландцами и англичанами — и в 1605 году дал генерал-лейтенанту де Ля Ревардьеру жалованную грамоту: покорять. Раз португальцы укреплялись по побережью от Ресифи до Баии, почему не подняться дальше к экватору, где свободной земли хоть отбавляй… вместо того, чтобы натыкаться на пики, попадать под ядра и разгрызать форты? В 1612 году снаряжается флотилия на Мараньян, куда она и прибывает через пять месяцев. Ив д’Эвре, монах той самой обители, которую Екатерина Медичи заложила в 1575 году на улице Сент-Оноре напротив сада Тюильри, едет туда во главе четырех капуцинов под началом адмирала Разилли. После провала экспедиции Виллегэньона средневековая Франция пытает свой последний шанс. Ступив на берег, Ив вонзает в землю крест, объявляя ее владением бога и Франции. Песнопения, мушкетные залпы — человек тридцать насмерть перепуганных голых раскрашенных и разукрашенных перьями индейцев меняют национальность.

Первостепенная и решающая операция — укрепиться. Индейцам передают приглашение участвовать в деле.

«Среди них началось, — пишет Ив д’Эвре, — немалое соперничество, кто больше сделает ездок и привезет корзин с землей».

Работы двигались споро.

«Мягким обращением от индейцев можно добиться чего угодно».

Общительный нрав французов пришелся по душе индейцам, и в особенности индеанкам. Тупинамбы ассимилировались так хорошо, что через несколько месяцев, проведенных бок о бок, среди них появились уже собственные портные, жестянщики, сапожники, пахари, плотники. Ив д’Эвре с радостью заносит это в свою хронику, умиляясь их здоровому быту, их поклонению прошлому, уважению к старикам и пылкой любви к детям.

В июле 1613 года Ля Ревардьер вспоминает о своих жалованных грамотах и, не страшась изнурительного климата, отправляется с 40 солдатами, 10 матросами и 20 индейцами расширять владения. Он проходит 500 километров до устья Амазонки, поднимается по Паре, затем по Токантинсу, устанавливает кресты, нарезает владения, вмешивается в междоусобицу племен, заключает союзы… но вскоре вынужден вернуться: над фантастическим, почти двухтысячекилометровым рейдом нависла угроза в отправной точке.

В 1614 году португальцы осаждают брошенную на произвол судьбы колонию. 200 французов и 1500 индейцев долго, но безуспешно сопротивляются. Ля Ревардьер по возвращении попадает на три года в португальский плен. Ив д’Эвре, не выдержав климата, за несколько месяцев до этого уезжает во Францию, чтобы посвятить остаток жизни мемуарам об этой второй и столь же бесславной попытке основать Бразильскую Францию. Книга была затем уничтожена по указу, подписанному Людовиком XIII: «Мы опасаемся, что отдельные пассажи вызовут гнев испанского двора», под власть которого попала Португалия в 1580 году. Остался один-единственный экземпляр — тот самый, который я прочел и пересказал вам в главных чертах.

В Сан-Луисе, куда я сажусь липкой ночью под теплым дождиком, вновь мучимый дизентерией, следы Бразильской Франции искать бесполезно. Меня встречает человек, выделенный руководством «Судены». В машину садимся вместе с молодым врачом, летевшим тем же самолетом куда-то в лесную глушь. У меня едва хватает сил устало поднять глаза на высвеченные прожекторами пальмы и приземистые, ярко выкрашенные домики, неожиданно вынырнувшие из темноты. На следующее утро четырехместный самолетик должен забрать нас с доктором, а перед этим последним прыжком в глубь джунглей я рассказываю ему о своей дизентерии, как она грызет внутренности, выворачивает их тошнотами и рвотой, после которой голова пусто гудит, а ноги подкашиваются при ходьбе. Он дружески хлопает меня по плечу и говорит, что здесь это обычное дело. Три укола — и все успокоится.