От края и до края. Сказки народов Советского Союза

Опять вертел старик монеты, и на руке взвешивал, и к свету подносил, а потом и говорит:

— Нет, сынок, опять ты меня обманываешь. Не ты эти деньги заработал. — Сгрёб все монеты и кинул в огонь.

Не стерпел тут сын. Обидно стало ему.

Бросился он к очагу, голыми руками угли разгребает, из самого огня деньги выхватывает.

— Да что же это такое, — плачет. — Я целую неделю спины не разгибал, с раннего утра до поздней ночи на работе надрывался, а ты мои деньги в огонь, точно мусор, бросаешь!

Посмотрел на него отец и говорит:

— Вот теперь я верю, что ты сам этот рубль заработал. Чужих денег тебе не жалко было, чужие деньги дёшево стоят, а свои трудом дались, вот ты их и пожалел. Так-то, сынок. Помни мои слова: будешь работать — и деньги будут, и всё у тебя будет. А не будешь работать, так и чужие деньги тебе не помогут. Чужому рублю — грош цена.

Тут завещал отец сыну всё своё имущество, а сам ушёл туда, откуда никто не возвращается.

Да будут долгими — в труде и богатстве — ваши дни.

Рогатый царь (Грузинская сказка)

У одного царя на голове росли рога. Но никто об этом не знал, потому что никто никогда не видел царя без короны.

Он и послов принимал в короне, и гулять ходил в короне, и обедал в короне. Даже когда спать ложился, и то не снимал с головы корону.

Сперва люди удивлялись этому, а потом привыкли.

— Ну что ж! — говорят. — На то он и царь, пусть себе в короне ходит. Корона не папаха, не сносится.

Так, наверное, никто и не узнал бы о царской тайне, если бы царь был лысый.

Да на его беду волосы у него были густые, кудрявые и так быстро росли, что не проходило и трёх дней, как надо было их стричь.

Каждые три дня царские слуги проводили во дворец цырюльника. Сперва цырюльник подстригал кудри царю, а потом царский палач отрубал голову цырюльнику. Ведь все знают, что цырюльники народ болтливый. Как же иначе заставить их молчать?

Скоро до того дошло, что некому уже было подстригать царские кудри. Только на самой окраине города уцелел один бедный цырюльник, которому в жизни своей не доводилось стричь не то что царей, а даже царских конюхов. И вот настал его черёд. Бедняга знал, что живым ему домой не вернуться, распрощался с роднёй, благословил жену и детей и пошёл во дворец.

Там дали ему серебряные ножницы, золотой гребень и повели в царские покои.

Вот закрылись за ним тяжёлые двери, и остались царь и цырюльник одни.

«Помилуй, господи, мою душу», — прошептал цырюльник и, низко поклонившись, подошёл к царю.

Тут царь снял корону.

Цырюльник щёлкнул ножницами, взмахнул гребнем, да так и замер. Над самым лбом царя из густых кудрявых волос торчали рога. Прямые, острые, козлиные рога.

От страха у цырюльника задрожали руки и ноги, а язык прилип к гортани.

В сердце своём он призвал на помощь всех святых мучеников и трясущимися руками принялся стричь царские кудри. Сначала у правого рога подстриг, потом у левого. Стрижёт и молчит.

А царю очень нравится, что цырюльник ничего про его рога не говорит, точно не видит их. Вот кончил цырюльник работу, положил ножницы и ждёт, когда его на казнь поведут. А царь снова надел корону на свою рогатую голову и говорит:

— Слушай, человек. Вот тебе десять туманов[13]. Это за работу. А в придачу к ним я дарую тебе жизнь. Это за то, что ты умеешь держать язык за зубами. Но помни, если только ты проболтаешься о моей голове, твоя голова расстанется с телом. Это так же верно, как то, что я царь, а ты цырюльник.

Не чуя под собой ног, побежал цырюльник домой.

Дома окружили его родные и соседи, знакомые и незнакомые. Радуются, удивляются, расспрашивают, как это он от смерти ушёл, да что во дворце видел, да каков собою царь.

Молчит цырюльник, слово проронить боится.

День молчит, два молчит. На третий день стал он пухнуть. Сил нет, как хочется рассказать про царские рога, а нельзя. Лёг он на постель, повернулся лицом к стене и стонет.

— Что с тобой? — спрашивает жена.

— Что у тебя болит? — спрашивают дети.

А он только головой мотает.

И, что ни час, раздувает его всё больше и больше. Вот запретные слова уже к самому горлу подступают, дышать не дают.

«Вай мэ, сейчас скажу!» — думает цырюльник.

Вскочил он с постели и пустился бежать куда глаза глядят — подальше от людей.

Бежал, бежал и вдруг видит — болото. А в болоте растёт тростник.

Поглядел цырюльник направо, налево, вперёд, назад — нет ли кого поблизости, — потом выбрал одну тростинку, приложил к ней губы и сказал шёпотом:

— У нашего царя на лбу растут рога!..

Сказал — и сразу ему легче стало. От сердца отлегло, и горло отпустило.

Отдышался цырюльник и весело зашагал домой.

Так бы всё и кончилось, и никто бы никогда не узнал царской тайны, да на горе цырюльника шёл через это самое болото путник.

Скучно путнику одному в дороге. Срезал он себе тростинку, сделал из неё дудочку — и только дунул в неё, как запела дудочка громким голосом:

— У нашего царя на лбу растут рога!..

Удивился путник. Снова дунул в дудку.

Снова запела дудка:

— У нашего царя на лбу растут рога!..

Понравилось это путнику. Идёт по дороге и дудит что есть мочи!

— У нашего царя на лбу растут рога!..