Умудренный опытом драматург и театральный режиссер обнаружил, что зрительный зал лучшего театра в мире стиснут между Этной и морем, между городом и скалой, между искусством и природой.
Гёте – великий писатель-путешественник: он никогда не задерживался слишком долго на одном месте. В следующем абзаце он призывает архитекторов восстановить театр, который ныне пребывает в руинах, в его прежнем блеске, хотя бы на бумаге, а равно и отстроить остальные разрушенные греческие храмы[570]
. Писатель был далек от излишнего почитания старины; напротив, он относился к ней с бодрым прагматизмом и куда меньше нас тревожился о сохранении подлинников. Точно так же, пришло мне в голову, он относился и к литературе, которой наслаждался – главным образом в переводе, представляющем собой литературный эквивалент исторической реконструкции (Гёте также украсил свой дом гипсовыми копиями классических статуй).Античный театр в Таормине; на заднем плане – гора Этна
Осматривая прибрежные города Сицилии, Гёте неожиданно решил избежать посещения Сиракуз, важнейшего из греческих поселений, и направился вглубь острова. Его увлекла идея, или скорее фраза: «Сицилия – житница Италии». Он хотел увидеть хлебные поля, узнать, как выглядит и пахнет местное зерно, на какой почве оно растет. Это составляло часть его более обширного интереса к местности в целом. «Он, вероятно, счел меня не совсем нормальным»[571]
, – написал Гёте о том, как удивился один из его гидов, обнаружив, что чужеземец желает осмотреть русло реки вместо того, чтобы слушать рассказы о старине. А чужеземец хотел осмотреть выходы камня. Приближаясь к острову на корабле, Гёте прежде всего заметил хрупкий белый известняк – и сплошь и рядом упоминал его в своих записках[572]. Гёте взял с собой в поездку определитель минералов и привез домой немалую их коллекцию.Что касается геологии, интереснее всего для Гёте были вулканы, посещение которых дало ему редкую возможность заглянуть прямо в таинственные глубины земли. Гёте с риском для жизни поднимался на действующий вулкан Везувий, близ Неаполя, во время его извержения. Однако этот опыт не удержал его от восхождения на сицилийский вулкан Этну; Гёте, невзирая на приближавшуюся бурю, поднялся к кратеру, проделав полдороги пешком. Возможно, увлечение Гёте литературой не очень-то отличалось от его интереса к камням, минералам и растениям: оно представляло собой страсть коллекционера, идущего по свету и собирающего все, что попадается на глаза.
На Сицилии была также заложена основа для того термина, который Гёте сформулирует в отдаленном будущем, – «всемирная литература»: ведь именно там поэт, который провел всю предшествующую жизнь в сердце огромного материка, узнал, что значит жить на острове, представляющем собой мир в миниатюре. «Человек, которого не окружало безбрежное море, не имеет понятия ни о мире, ни о своем отношении к нему», – подытожил Гёте свой опыт[573]
. Через сорок лет он сведет эти два слова – «мир» и «литература» – в единое понятие.Глава 12
Маркс, Энгельс, Ленин, mao: читатели «Манифеста Коммунистической партии», соединяйтесь![574]
Два молодых человека договорились встретиться в Café de la Régence, удобно расположенном в центре Парижа, неподалеку от Лувра. Изящные люстры и бра освещали просторное помещение с несколькими рядами столов, за каждым из которых сидели по двое мужчин с сосредоточенными лицами. Время от времени кто-то из них подходил к длинной стойке, говорил о чем-то со служителем, и тот, заглянув в книгу, провожал его к кому-нибудь из присутствующих. Вокруг некоторых столов стояли зрители, которые шепотом комментировали происходящее или даже высказывали свои мнения в полный голос, чем вызывали молчаливое осуждение окружающих: в кафе царила почти полная тишина, хотя там было настолько многолюдно, что присутствовавшие должны были оставаться в шляпах, поскольку их некуда было положить.
Если бы молодые люди оказались тут впервые и удивились бы необычной обстановке, они очень скоро разобрались бы в происходящем. В Café de la Régence собирались любители быстро набиравшей популярность игры в шахматы. Уже более ста лет все известные шахматисты играли здесь между собой, и их партии привлекали заинтересованных любителей. Здесь играли в шахматы Бенджамин Франклин и Вольтер, а всего несколькими месяцами ранее в кафе состоялся матч между сильнейшими шахматистами того времени – французским дипломатом Пьером де Сент-Аманом и английским актером Говардом Стаунтоном. Стаунтон, известный своим вкладом в теорию дебютов, одержал верх[575]
.Дымовые трубы в Кромптоне, близ Манчестера