Не исключено, что «Повесть о Гэндзи» изначально писалась для единственного читателя, вернее, читательницы[320]
. Первые главы романа привлекли внимание императрицы Сёси, которая включила Мурасаки Сикибу в число своих приближенных фрейлин. Этот статус оказался очень выгодным для писательницы: она получила возможность наблюдать святая святых власти изнутри и даже стать вхожей к самому императору. Благодаря этому Мурасаки Сикибу особенно тщательно проработала ранние версии своего произведения, возможно в значительной степени приспособив его к взглядам и предпочтениям новой покровительницы. Императрица требовала развития событий, и Мурасаки Сикибу сочиняла продолжения, пока «Повесть о Гэндзи» не вышла за границы жизни героини, которая перед самой смертью приняла постриг в буддийские монахини. Далее Мурасаки Сикибу рассказывала о следующем поколении, а затем и о внуках. Но сравниться блеском и изяществом с главными героями не мог никто из младших персонажей, несмотря даже на то, что в них повторялись многие черты старших. Внук Гэндзи, как и он сам, влюбился в женщину, живущую затворницей вдали от столицы. Принц полюбил юную Мурасаки, потому что она показалась ему похожей на мачеху, в которую он был влюблен с детства, – и его внук влюбился в мельком увиденную женщину, так как она напомнила ему о предмете его безответной любви (сходные обстоятельства явились результатом отношений между семействами). Таким образом, Мурасаки Сикибу сплетала в своем неуклонно расширявшемся повествовании сложный узор из кажущихся повторов, придавший роману его неповторимую форму[321]. В конечном счете «Повесть о Гэндзи» оказалась вдвое длиннее «Дон Кихота», первого значительного романа в европейской традиции, написанного на полтысячелетия позже.Объем работы и ее крошечная читательская аудитория подразумевали, что не было никакого смысла применять к ней технологию печати, незадолго до того проникшую в Японию из Китая. Ксилографическая печать была оправданна только для работ малого объема, которые нужно воспроизводить в тысячах экземпляров, таких как буддистские сутры, а не огромного романа, предназначенного для крайне ограниченного круга. «Повесть о Гэндзи» распространялась в списках, сделанных вручную на бумаге; она все еще оставалась драгоценным товаром, и, следовательно, полный список романа был очень дорог даже для этих привилегированных читателей. Около 1051 г. молодая придворная дама записала, что получила лучший подарок за всю свою жизнь: «Пятьдесят с лишним томов “Гэндзи”, каждый в собственном футляре, – и продолжала: – Когда я укладываюсь за своими ширмами, вынимаю один из томов и приступаю к чтению, то не поменялась бы своей судьбою даже с императрицей. Весь день и почти всю ночь, пока были силы держать глаза открытыми, я читала при свете стоявшей рядом лампы»[322]
. Желающие похвастаться богатством или преданностью «Повести о Гэндзи» могли купить роскошные издания на специальной бумаге или с иллюстрациями (сохранилось много иллюстрированных и в прямом смысле драгоценных изданий). Те, кто не мог позволить себе обзавестись собственной полной копией, приобретали главы, которые распространялись по отдельности, или слушали чтение глав в компании.Лишь через несколько сотен лет, в XVI в., появились печатные издания романа, предназначенные для удовлетворения потребностей нового рынка, созданного развивающимся торговым сословием и ростом грамотности общества. К тому времени жизнь японского двора изменилась настолько, что роман уже воспринимался не как практическое руководство, а так, как сейчас воспринимаем его мы и как Ашшурбанипал воспринимал «Эпос о Гильгамеше»: как окно в отдаленное прошлое. Роман был написан для узкого круга людей, досконально знавших все правила поведения при дворе[323]
, а читателям другой эпохи требовались разъяснения, воплотившиеся в обширных комментариях. Благодаря несравненной «Повести о Гэндзи» мы сегодня знаем о жизни хэйанского императорского двора в Средние века гораздо больше, чем о любом другом месте на Земле в то время.Самое волшебное свойство литературы всегда заключалось в том, что она открывает читателям доступ к мыслям других, в том числе и давно умерших людей. Усилиями Мурасаки Сикибу это свойство получило заметное развитие по сравнению с более ранними произведениями. Она, как никто из ее предшественников, позволила читателям следовать за размышлениями персонажей и смотреть на мир их глазами.