От литеры до литературы. Как письменное слово формирует мир, личности, историю

Недавно я порвала и сожгла все старые бумаги и письма, и после того, как этой весной из остатков я смастерила дом для кукол, никто мне больше не пишет, а самой мне писать на новой бумаге тоже не хочется. Поэтому-то мое письмо столь неопрятно. На то есть свои причины, а обидеть Вас я не хотела.

После того как прочтете письмо, верните его поскорее. Наверное, там есть места, которые не прочесть, а есть – где слова пропущены. Не обращайте внимания и читайте дальше. Вы видите – я все еще беспокоюсь, что обо мне подумают. Подводя итог, я должна признать, сколь глубоко привязана к этому миру. Но что я могу поделать?[326]

Невзирая на угнетенное состояние духа и утраченную веру в «Повесть о Гэндзи», Мурасаки Сикибу не могла не думать о том, какое впечатление производит написанное ею. Она побывала супругой мужчины, который был почти вдвое старше ее, была наперсницей императрицы, но сохраниться в памяти людей хотела в том качестве, которого достигла собственными силами: писательницы.

Глава 6 «Тысяча и одна ночь» Шахразады [327]

КОНЕЦ 1-ГО ТЫСЯЧЕЛЕТИЯ, БАГДАД

Когда вы познакомились со сказками «Тысячи и одной ночи»? Когда это случилось со мной – не помню; кажется, будто я всю жизнь знаю какие-то из них. Возможно, это был комикс о встрече Попая[328] с Али-Бабой? Или детская книжка о Синдбаде-мореходе? Или кто-то произнес: «Сезам, откройся»? С «Тысячей и одной ночью» можно встретиться где угодно. Сказки из этого собрания, как джинн, меняют форму и принимают самые разнообразные облики – на книжных страницах, в театре, в комиксах и в мультипликационных фильмах. Стоит появиться новой форме развлечения, как «Тысяча и одна ночь» тут как тут, готовая снова и снова удивлять, восхищать и ужасать новых слушателей, читателей и зрителей.

Осознав, что я всегда был так или иначе связан со сказками «Тысячи и одной ночи», порой даже не замечая этого, я захотел узнать, откуда же эти сказки взялись.

Самый ранний источник текста – коротенький отрывок, записанный в IX в. На одной стороне чрезвычайно потрепанного листа фрагмент соглашения, написанного стряпчим для клиента, а на обороте – заглавие «Тысячи и одной ночи»[329]. Какую же информацию о происхождении текстов мы можем извлечь от этого единичного факта?

Прежде всего, стряпчий вряд ли высоко ценил этот свод сказок – иначе он не пустил бы его на черновики. Возможно, фривольное содержание текстов, населенных неуловимыми ворами и страстными любовниками, не соответствовало его образу мыслей блюстителя законов. Но почему же тогда фрагмент этой объемной рукописи мог оказаться в его конторе? Возможно, он развлекался чтением нескромных историй – и теперь пытался избавиться от улик своего греха, использовав бумагу для работы? В общем, что бы этот стряпчий ни делал со сказками, можно не сомневаться: уже тогда, в IX в., они были настолько популярны, что их переписывали, продавали, покупали, в общем, обращались с ними на удивление небрежно для того времени. Чтобы выяснить происхождение «Тысячи и одной ночи», нужно было углубиться в прошлое.

Поиски привели меня к ибн Исхаку ан-Надиму, книготорговцу из Багдада. Он жил на сто лет позже стряпчего, и, к счастью для нас, занимался описанием культуры мусульманского мира. Внимание его досталось и этому собранию. В ходе своего колоссального труда[330] ан-Надим задался тем же самым вопросом, что и я: откуда взялись эти истории? Он предполагал, что они были заимствованы из персидского собрания под названием «Тысяча историй» («Хезар Эфсане»). Вероятно, арабское собрание началось с перевода «Тысячи историй» на арабский язык под названием «Альф Лейла», что означает «тысяча ночей»[331]. Получив известность, собрание, вероятно, начало пополняться – многие рассказы связаны с арабским миром, в них действуют персонажи-арабы; к ним, в частности, относится едва ли не лучшая часть собрания, в которой действует правивший в Багдаде великий исламский халиф Харун ар-Рашид, любивший, как уверяют сказки, бродить по городу инкогнито, чтобы лучше узнать жизнь простых людей[332].

Из всех связанных с Багдадом сюжетов из «Тысячи и одной ночи» мне больше всего нравится зачин «Рассказа о носильщике и трех девушках»: