Именно этот дневник и содержит все то, что нам известно о Мурасаки Сикибу, – начиная от тайком полученного ею образования в области китайской литературы и кончая ее жизнью при дворе. Дневник охватывает только два года, но дает обширное представление о жизни при дворе, дополняющее ту вымышленную картину, которая рисуется в романе. В дневнике Мурасаки продемонстрировала глубокое знание этикета, вкус в оценке ширм и вееров, стихов, занавесок с оттиснутыми гравюрами. Она рассказала, каким образом скрывала знание китайских иероглифов, когда ее ученость стала предметом сплетен. Дневник был написан для еще более узкого, нежели у романа, круга читателей. Возможно, что он был обращен к одной-единственной читательнице – родной дочери Мурасаки Сикибу. Могла ли писательница стараться научить свою дочь тому же, чему Гэндзи учил ее вымышленную тезку?
Впрочем, Мурасаки Сикибу не единственная из придворных дам вела дневник. После распространения каны дневники вошли в обычай в этом кругу, дамы элегантно и остроумно писали в них о любовных интригах, отправленных и полученных стихах и множестве других крупных и мелких событиях. Порой эти дневники служили для сбора сплетен, но искусные кисти более честолюбивых дам превратили их в разновидность искусства. Откровенный и даже дерзкий дневник Сэй-Сёнагон, блестящей современницы и конкурентки Мурасаки Сикибу, известный под названием «Записки у изголовья», тоже получил сначала общенациональную, а потом и всемирную славу. Дневник молодой девушки, получившей «Повесть о Гэндзи» в подарок, стал классикой позднехэйанской эпохи. Как и Мурасаки Сикибу, эти женщины в большинстве своем были дочерями провинциальных губернаторов и стояли достаточно близко к придворному обществу, чтобы хорошо знать его, но не имели положения, связанного с реальным политическим влиянием, которое послужило бы препятствием для литературного творчества[325]
. Новый жанр считался чисто женским, и даже первый такой дневник, принадлежавший мужчине, – «Путевые заметки из Тоса» – был написан от имени вымышленной женщины.В наши дни исповедальными дневниками никого не удивишь. Мы живем в эпоху дневников, автобиографий, блогов. Первое правило писательского ремесла – «пиши то, что знаешь». Но история литературы приводит множество примеров самой необыкновенной автобиографической литературы. Как и все на свете, ее сначала нужно было изобрести. Широко распространенная легенда утверждает, что жанр автобиографии изобрел святой Августин, живший в конце античной эпохи, чтобы рассказать о своем обращении в христианство. Но совершенно независимо от него описанием своей жизни занимались в хэйанском дворце многие высокообразованные женщины. Должно быть, само их уединение в чрезвычайно ограниченном мире дворца могло помочь им придумать этот жанр. Эти женщины, спрятанные за стенами, шторами, ширмами и веерами, поневоле должны были обращаться к собственной сущности и, наблюдая окружающую жизнь, видеть самих себя. Подобный импульс вынудил Мурасаки Сикибу обратиться к двум литературным жанрам, роману и дневнику, чтобы дать нам представление о внутренней жизни людей, как реальных, так и вымышленных. Она оставила нам еще один дневник – целиком и полностью поэтический и поэтому исполненный аллюзий, дневник, составленный из собственных стихов, расположенных в хронологическом порядке, рисующий смутные очертания неуловимого автора, как просвечивающие сквозь ширму.
В заключительных записях прозаического дневника Мурасаки Сикибу отчетливо читается тоска. «Повесть о Гэндзи» завершена, близких людей, с которыми можно было бы переписываться стихами, почти не осталось. Теперь ее занимает только этот дневник. Она пишет его не на специальной бумаге, даже не на новой. Мурасаки Сикибу, описавшая мир роскошных бумажных вееров и бумажных ширм, бумажных ламп и бумажных стихов, каллиграфии и красок для бумаги, писала на старых, использованных листах: