От любви с ума не сходят

Конечно, ругать меня легче, чем брать на себя ответственность за дальнейшее. Впрочем, я к ним несправедлива: они действительно за меня испугались. Первым отозвался Володя:

- Я считаю, что Лида должна взять больничный и сидеть дома, как привязанная. А так как мы не можем больше полагаться на ее обещания, то мы ее запрем в квартире и проследим, чтобы она без нашего ведома никуда не выходила.

Я онемела от возмущения, но, как выяснилось, Эрик был полностью согласен с моим непосредственным начальником и даже пошел еще дальше:

- Может быть, лучше отослать ее к родным в Санкт-Петербург, где она будет в безопасности? Пусть она поживет там до тех пор, пока мы не выведем преступников на чистую воду. Лида, как ты не понимаешь, что это очень серьезно? Пора детских игр закончилась, в дело должны вступить профессионалы. Я собираюсь подключить к расследованию свое агентство. Пойми, Лида, я боюсь не только за твою шкуру, но и за свою: ежели с тобой что-нибудь случится, Вахтанг меня в живых не оставит, - попытался он шуткой смягчить звучавшую в его голосе тревогу.

Бой, который мне пришлось выдержать на этот раз, тяжело сказался на моих потрясенных нервах - но я его выиграла! Мне удалось вырвать у них уступку: мы договорились, что я останусь на работе до конца недели, а в выходные уеду к родителям и останусь в Питере до тех пор, пока расследование не закончится. Все эти дни я буду под их строгим присмотром - и никакой самодеятельности, разумеется.

Я, как оптимистка, всегда и во всем стараюсь найти солнечную сторону, по английской пословице. Несмотря на всю серьезность ситуации, поведение моих мужчин служило для меня неиссякаемым источником развлечения. Володя весь день был ко мне необычайно внимателен; он явно мечтал поговорить со мной наедине, но его лишил этой возможности Феликс, который совершенно вжился в роль моего телохранителя. Он торчал под дверью ординаторской; он ходил за мной по пятам, пока я навещала больных в палатах; он готов был провожать меня даже в туалет!

Наконец, когда после окончания рабочего дня я засобиралась домой и он появился в коридоре в своей курточке на рыбьем меху, Володя рассвирепел. Он уже открыл рот, чтобы, воспользовавшись правом сильного, приказать ему сидеть в стационаре и не рыпаться, как вмешалась я и сказала медовым голоском:

- Спасибо, Феликс, но не надо меня провожать: на улице ужасная погода, и я боюсь, что ты простудишься.

Но Феликса уже ничто не могло остановить: ни гнев его лечащего врача, ни мои мягкие уговоры, ни осеннее ненастье. Нам пришлось пойти на компромисс: он проводил нас с Володей до остановки и усадил в троллейбус. Был час пик, в битком набитом троллейбусе разговаривать было невозможно, и Володя должен был довольствоваться тем, что прикрывал меня собой от наседающей толпы. Наконец под дождем мы добежали до моего дома; соскучившийся Гришка приветствовал нас радостным лаем, и Володя уже откашливался, прочищая горло, как вдруг явился взмыленный Эрик. Я очень мило изображала из себя радушную хозяйку и кормила обоих голубчиков обедом, но и на самом деле я была им рада - пока они рядом со мной, Викентий-Витамин был не в силах причинить мне зло. Потом мы втроем прогуливали Грея, который дал нам понять, что такая погода не для собак и тем более не для собачьих аристократов, и через три минуты потащил нас обратно домой. Когда я запирала за собой дверь, у меня возникло странное ощущение, что я сквозь нее чувствую их ревнивые взгляды. Пожалуй, они оба согласились бы оберегать мой покой всю ночь напролет, примостившись на коврике в холле, если бы не верили в выдающиеся сторожевые способности моего громадного страшного добермана.

Увы, избалованный пес не оправдал наших ожиданий - вернее, оправдал их не полностью. Пережитый стресс почему-то погрузил меня в сонливость; несмотря на то, что я крепко проспала всю предыдущую ночь в кабинете психотерапии, глаза у меня слипались.

Покормив Грея, я улеглась на диване с раскрытым авантюрным романом в руках, песик пристроился рядом - и мы благополучно уснули. Проснулась я внезапно, толчком: меня разбудил какой-то непонятный звук, исходивший от входной двери. Гриша рядом со мной сладко посапывал; звук снова повторился - металлический, скрежещущий, неприятный. Я села, и это мое движение разбудило Грея; он тут же вскочил и спросонья залился звонким лаем. Я открыла дверь комнаты, и мы с ним одновременно выбежали в прихожую. К ужасу своему я увидела, что входная дверь, которую я совсем недавно с таким тщанием запирала на оба замка, теперь приоткрыта и держится только на цепочке.

Гриша отважно бросился в образовавшуюся щель, и только чудом взломщик не прищемил ему нос; оттаскивая его от двери, я сквозь его оглушающий, низкий и злобный лай с трудом различила звук торопливых шагов - кто-то сбегал вниз по лестнице. Я так и уселась на полу в прихожей, прижимая к себе рвущегося и захлебывающегося лаем пса. Наконец он замолчал и виновато лизнул меня в щеку; я сказала ему:

- Если бы не я, нас с тобой утащили бы в преисподнюю, прежде чем ты проснулся!