От меня до тебя — два шага и целая жизнь

А тем временем, по причине и в связи с отсутствием Анны Карловны набухала беда, горючая и неминуемая, как слеза от лука. Кобыла, уволив весь медперсонал за неуважение и в связи с невыполнением плана лечебного учреждения, получила из области гневный окрик руководства. Руководство предложило Кобыле подтвердить подлинность диплома, приехав на курсы повышения квалификации. Поджав хвост, Кобыла всех зачислила обратно… кроме Анны Карловны, разумеется! Домик-то стоял пустой! И ставенки на нем прикрыты! А при домике банька, сарайчик, гаражик, садик-огородик. И все это бесхозное… Сама Кобыла с мамкой-бендеровкой и сыновьями маялась в старом флигельке, а впереди была зима! И Кобыла приступила к лечению больных. Лучше бы она себе душ выбивала, честное слово! Ни бельмеса она в медицине не смыслила, лекарства выписывала по справочнику, симптомы определяла на глаз, а в сложных случаях (то есть во всех) — отсылала в район. Тех бедолаг, что уж ехать не могли, сама потчевала. Выписала как-то деду Петрову уколы. По 500 миллилитров на шприц. Любочка дрогнула. Таких шприцов в медпункте не водилось. Да и как — в живого человека засадить пол-литра? И не в горло, простите? Дед Петров обрадовался, коли, говорит, доча, войну прошел, небось и сейчас пронесет! Но Любочка задумалась, и все задумались, и так стали думать, просто вслух, как бы эту Кобылу отвести подале, а то — неровен час, и вколет кому — хоть, и чекушку. И решили ее на вакцинацию отправить. По хуторам. Выдали ей трезвого Толяна в летчицком комбинезоне, да и пошли думать над судьбой и вообще.

Глава 26

Горяча была новая врачиха, ох, горяча! И не обременена излишней премудростью, как Анна Карловна — а мужчинам это нравилось! Скажите мне, куда ж Толяну было вклеить слово, когда Анна Карловна, откинувшись на спинку самодельного креслица, расположенного на корме казанки, махала во все стороны китайской парасолькой, омачивала в прохладной воде длинные пальцы с идеальным маникюром и рассуждала о разнице в преломлении цвета у маринистов и у импрессионистов. Какой мужик это выдержит? Да она еще и рыбу ловила, плевала на крючок, закидывала его невесть куда… купалась, простите, за слово — «ню», и плыла в шафрановых водах озера гибкая, как ныряльщица амо. Толик всего этого перенести не мог! Если уж кто страдал, так это он. Мучимый явным превосходством Анны Карловны и одержимый желанием выпить, стал он натурой неуравновешенной и склонной к психоанализу. А тут — Кобыла, простая, как арифметическое действие, и доступная, как бесплатная медицина. Да к тому же таких кровей, и такого темперамента! Когда ехали на вакцинацию, Толян искоса поглядывал на неё, дивясь, как жизненные формы стремятся преодолеть форменную одежду. Кобыла как-то вся выпирала — во что её не одень. Излишняя, роскошная женщина! Брюнетка, с черешневыми глазами и пунцовым ртом… Первую вакцинацию Толик пережил с трудом, и даже хамил врачихе, впрочем, неуверенно. Она хохотала, но не звонким колокольчиком рассыпала свой смех, нет! Клокочущая лава! Грудь её вздымалась, отлетали пуговки халата, а она всё — хохотала. Толик хотел избежать соблазна исключительно по причине мамаши, а также довеска в виде пацанов, но кто, скажите — кто сможет? Кого это остановит… Вторая вакцинация окончилась пикничком в елочках на берегу тихого ручья. Третья — полноценным обедом с шашлыками. Четвертая… Промолчу стыдливо. Вот уж — «ария Бизе из оперы Хозе», как говорил киномеханик Степка. Медперсонал держал пари, во сколько сегодня приедет «сладкая парочка», и время приезда каждый раз неумолимо отползало от конца рабочего дня к ночи. Тут уж даже мамка догадалась, попыталась негодную, шалую дочку оттаскать за черные кудри — а и сникла. Еще слово, — Кобыла сняла заколку и рассыпала по плечам вороньи крылья волос, — в Ухрюпинск свой пешком пойдете. Такая уж случилась громкая связь, что вся деревня только этим и жила. Конечно, никто Анну Карловну огорчать не хотел, нервы ей, голубушке, портить — потому сразу же трое доброжелателей отослали на Москву письма с подробным описанием похождений Козла Толика. А одна доброжелательница даже две копии сняла и отослала в здравоохранение и в газету «Труд». Но Анна Карловна бродила по янтарно-медовым улицам Калининграда, бывшего в прошлом Кёнигсберга! А Осип Карлович, обнаружив себя во Пскове, до того обрадовался, что поехал по Пушкинским местам. Прямо, как был — с портфелем и в габардиновом пальто. Так бы Анна Карловна и оставалась в счастливом неведении, если бы не Пётр Серафимович! Вот ведь, неутомимый авиаконструктор! Списался он еще давно с Сигизмундом Геннадиевичем по пустяковому дельцу, в юридических тонкостях, так сказать, просил помочь, и вот — ответил ему Сигизмунд, да передал на краешке листка Анны-Карловны ручкой приписочку «милый, милый П.С.! Я читаю письма Клары Шуман — и думаю о Вас!» Вот, и раззвонил впечатлительный Пётр Серафимович — сначала Лизаньке, потом — соседу, потом, потом… через три дня работы сарафанного радио место пребывания Анны Карловны Докшиц перестало быть тайной.