От наркомана до миллионера

Может быть, она меня привезла, чтобы родители отвязались. Так Майя сама думала поначалу. Чем не жених — военный, красивый, здоровенный. Помешало одно обстоятельство: кандидат в женихи был наркоманом. Но это обнаружилось потом. А тогда, в наступившем 2005 году, дело, действительно, пошло к свадьбе.

Весной я отправился в Ставрополь за новобранцами и за партией анаши, взяв Майю с собой. Четыре дня мы с ней жили в бабушкиной квартире, я познакомил свою девушку с мамой и отчимом. Мать не скрывала радости, она тешила себя надеждой, что я остепенился, образумился.

Была ли у нас с Майей любовь? Не знаю. Слишком уж это понятие растиражировано. Привязанность? Да. Комфорт? Да. Думаю, любовь требует от человека делить себя, отдавать подруге часть своей души. А настоящий наркоман эгоист. Он живет от улета до кумара. И улет принадлежит ему одному, и кумар тоже.

Прогресс не стоит на месте, к сожалению, и в наркомании. В 2006 году у меня появился новый хозяин — колчак. Так на нашем жаргоне прозвали коаксил. Впервые за наркотиком я обращался не к барыге, а шел в аптеку и покупал пачку таблеток за 229 рублей. Сейчас в свободной продаже коаксила нет, только по рецептам, а тогда — пожалуйста.

Вообще-то коаксил, который появился у нас в начале нулевых, был французским антидепрессантом. Его прописывали и молодым, и пожилым больным. И в дозах от одной до трех таблеток в день он именно так и действует — успокаивает, поднимает настроение. Коаксил применяли в специальных клиниках даже для лечения наркоманов!

А вот если не по таблеточке, а взять целую пачку, растереть в порошок, растворить в воде, пропустить через фильтр от сигареты и вколоть в вену… Приход такой же, как от ханки. Но вот последствия…

Оказалось, что в больших дозах коаксил разрушительно действует на кожу и мышцы. Сначала то тут, то там появляются безобидные на первый взгляд прыщики. Потом они быстро превращаются в фурункулы. И наконец — абсцессы, обширные гнойные болезненные поражения кожи и мышц. Я лечил их уколами антибиотиков, что-то проходило. Но я не мог остановиться и продолжал колоть проклятый коаксил. Калечил себя и лечил, лечил и калечил. Худел на глазах, пришлось менять всю одежду. К лету 2006 года мой обычный размер XL превратился в S. Я стал весить меньше шестидесяти килограммов.

Мне поначалу помогала моя врожденная склонность к порядку и организованности. Два-три солдата выполняли мои обязанности старшины. В роте, на прилегающей территории все было в порядке. Не в порядке было в моем организме, в моей психике.

Мой благородный начальник комбат Берунов мне долго верил и не замечал (или старался не замечать), как я менялся на глазах, худел. Но остальные очень даже замечали. Одни сочувствовали — чем-то болен парень, другие злорадствовали — а что вы хотите от завзятого наркомана?

К прочим бедам добавилась моя страсть, тоже превратившаяся в болезнь — лудомания. Если раньше я играл на автоматах от случая к случаю и в удовольствие, то теперь я просаживать все, едва появлялись деньги. Стал продавать имущество роты, за которое нес ответственность. Плевать, что меня когда-нибудь могут за это посадить — лишь бы сейчас играть и колоться. Я занимал у знакомых офицеров по полторы-две тысячи долларов, зная, что не отдам. Перестал даже платить за общагу и продал мобильник. Понимая, что на медосмотре, обязательном для военных, меня вычислят, легко поймут, что жизнь во мне еле теплится, я пропускал медицинские осмотры за взятки.

Отношения с Майей стремительно закончились, вина за это целиком на мне. Когда мое гниение изнутри стало очевидным, Майя меня еще жалела по-бабьи, покупала мне вещи нового размера, новый мобильник. Но когда ее родители взяли крупную сумму в кредит на нашу свадьбу, и я профукал эти деньги на коаксил и автоматы… Размотал я и три тысячи долларов, которые привезла мне моя несчастная мама.

Меня несло к пропасти и ее было уже хорошо заметно. Весь в долгах и абсцессах я ждал, когда закончится мой давний и хорошо налаженный бизнес — торговля анашой. Из-за нее моя кривая дорожка свернула в совсем новом направлении.

Однажды меня пригласили в особый отдел. Со старым особистом и я, и комбат жили мирно. Но у нас появился новый служака из Конторы Глубокого Бурения — майор Шарапов, человек, как выяснилось, принципиальный. Так он о себе думал, по крайней мере. Майор бросил передо мной на стол увесистую папку с моей фамилией на обложке.

— Ты полистай, прапорщик Антошин. Это доставит тебе удовольствие. Может, даже ты что-то забыл. Ханка, колчак… Что ты там еще колешь? Они ведь память здорово отшибают.

Я полистал собранные документы и ахнул. Особист всё про меня знал и всё фиксировал. Торговля анашой, распродажа имущества части, вывоз солдат на левые работы, употребление тяжелых наркотиков. Шарапов даже знал, чем занимается Майя!

— Твоя жизнь в моих руках, Антошин. Ты понимаешь это?

— Понимаю… Так точно.

— Но я могу приостановить всё это, если… Соображаешь, что за «если»?

— Нет.